Я билась в агонии мощных рвотных позывов, а по щекам беспрестанным потоком текли слёзы. Чувства унижения и собственного бессилия тисками сжимали внутренности, но самым страшным было не это.
Самым страшным оказалось удовольствие от осознания, насколько, наверное, хорошо сейчас Герману. Ведь именно к этому я и стремилась с самой первой встречи.
Быть к нему поближе. Угождать и радовать…
Стоп, что?!
Ну, нет! Я не стану мазохисткой!
Это неправильно!
Челюсти пришли в движение, и зубы сильно сжали его член.
Герман взвыл, словно попавший в капкан зверь, и мощным движением оттолкнул меня от себя.
— С ума сошла?! — завопил он, лихорадочно осматривая пострадавший орган на предмет повреждений.
Я хотела бы многое рассказать ему о безумии, но лишь тяжело дышала и откашливалась, сплёвывая на пол тягучую слюну.
Между делом я посмотрела на Германа, отмечая, что не могу оторвать взгляд от его фигуры. Что мое сопротивление лишь игра. Просто страшно, что он к ней привыкнет. А я не смогу играть ни во что другое.
Герман вдруг поймал мой взгляд, и моя мстительно-игривая улыбочка явно вывела его из себя.
Я поняла, что надо бежать. Я разбудила зверя. Мне стоило рвануть к двери, но она оказалась закрыта. А сзади был он.
Глава 21.
А сзади был он. Толкнул меня на кушетку, поставил раком и пинком мягкого мокасина раздвинул ноги максимально широко.
Тут же навалился сверху, еще шире раздвигая ноги и пристраиваясь к моим еще пульсирующим, многострадальным нижним губкам.
Он стал осыпать спину поцелуями, одной рукой упираясь в стену, а другой — направляя свой член во влажное нутро. Я больше не старалась оттолкнуть его. Глупо думать, что он не завершит начатое. Глупо думать, что я сама не хочу ему покориться.
Вторжение в тело было неожиданным настолько, что я выгнулась дугой и протяжно застонала.
Все ощущения и эмоции, охватившие меня до этого: боль, отголоски наслаждения, злость, гнев — всё это сейчас казалось лёгким дуновением ветерка, случайно забравшегося в душное помещение.
Сейчас же меня накрыл мощный, бескомпромиссный, ни с чем не сравнимый ураган чувственных эмоций.
— О, да! — застонал Герман, и я самозабвенно вторила ему в унисон, утыкаясь носом в кожзаменитель кушетки, оттопырив задницу максимально сильно.
Мне хотелось кричать от обиды, но получалось только рычать от наслаждения. Сколько бы я ни сдерживала постыдное возбуждение, собственное тело предало меня.
Я уже ощущала прилив мощного удовольствия, толкаясь навстречу и восторженно чувствуя невероятную глубину проникновения.
— Да, Соня, давай! — хрипел Герман. — Сожми его ещё раз!
Я раз за разом прогибалась кошкой, пока член продолжал медленное движение внутри моего истерзанного естества. Моя грудь была в его руках. Они творили чудеса, поглаживая, пощипывая, то и дело покручивая твёрдые горошинки. Всё это было настолько отвратительным, насколько и приятным.
Герман был везде.
Был внутри меня и снаружи. Его член ритмично жалил мое лоно, его язык вылизывал шею, его пальцы ласкали грудь. Его запах просто обволакивал, создавая в голове настоящий ураган из противоречивых мыслей и эмоций.
Всё тело напряглось, словно натянутая умелым настройщиком струна, только и ждущая, когда на ней сыграют финальный аккорд этого извращённого безумия.
Герман ускорился, а перед глазами всё поплыло. Скольжение члена внутри тела стало до отвращения идеальным.
Стало похожим на пляску языков пламени — огонь в чистом, первозданном виде, но такое прекрасное, что захватывает дух.
Захватывало дух и у меня, особенно, когда Герман резко разверну меня, закинул ноги себе на плечи и вернулся на свое законное место.
Я сжимала зубы, прикусывала до крови губы, лишь бы не стонать, не вскрикивать, приветствуя каждый его мощный толчок.
Внутрь. Глубоко и резко. И так протяжно назад.
И снова. И снова, снова, снова.
Герман совершал безумный языческий обряд, танцуя вокруг костра, на котором я сгорала за свои прегрешения. Ибо ничем другим нельзя было объяснить восторг, с головой накрывший, когда он раз за разом таранил меня своим членом.
Ведь Герман насиловал меня. Снова.
Жёстко, некрасиво, мерзко, но я стонала, и сама подавалась ему навстречу, ногтями царапая его плечи и дергая ногами.
Тело больше не желало сопротивляться, и я сдалась на милость его удовольствия. Его и собственного.
Оргазм — сокрушительный, всеобъемлющий, великолепный — снёс все мысли о прошлом и будущем.
В душе не осталось ни следа обиды, а сердце перестало болеть и разрываться на части.
Меня словно ребенка подбрасывали вверх, снова и снова заставляя испытывать неописуемый, сладостный восторг.
Хотелось плакать и смеяться, бежать и лететь. И всё это продолжалось и продолжалось, пока Герман на полной скорости вбивал меня в кушетку до тех пор, пока вдруг не замер.
Меня отпустило, но тело всё ещё продолжало сотрясаться от пережитых эмоций. Я почувствовала, как член внутри меня чуть увеличился и начал толчками орошать лоно семенем.
Опять?
Герман в блаженстве толкнулся чуть глубже, и негромкий, хриплый стон его ещё долго отдавался в её ушах:
— Малыш! Соня!