— Кажется, ты еще не поняла, кому принадлежишь. Я тебе сейчас объясню.
Глава 20.
— Я и так знаю, что принадлежу тебе! — сдавленно говорю я, пока он жадно касается губами шеи. Прикусывает. Лижет. – Но заниматься сексом в общественном месте очень опрометчиво. А вдруг кто-то зайдет? А вдруг тебя уволят? И почему, в конце концов, ты не пользуешься презервативом.
Я должна была остановить это безумие, или он так и будет брать меня, когда вздумается.
Звонкий шлепок по заднице прерывает мое словоизвержение.
— О, чёрт! — простонал Герман, поглаживая мою попку. — Ты неподражаема! Стоишь тут раком, обнажённая, беззащитная и даже при этом умудряешься читать мне нотации. Когда ты делала это в юности, мне хотелось заткнуть твой рот членом. И теперь ничего не заставит меня свернуть с пути.
И пока я осознаю смысл его слов — наполненных искренним восхищением слов! — Герман убирает свои руки с моей попки.
— Эй, ты что собираешься сделать?! — паникую я окончательно, заслышав тонкий скрип расстёгиваемой молнии.
Молния на его одежде была только в одном месте.
— Сама подумай! — хмыкнул он, хватая меня за талию.
Я задёргалась, но он был сильнее. Герман без каких-либо проблем развернул меня и поставил перед собой на колени.
Теперь я сидела на полу, спасибо, что хоть чистом и теплом, а перед моим лицом покачивался до предела возбуждённый член.
Крупная головка которого спустя мгновение мягко ткнулась в губы.
— Ты сама виновата. Теперь придется понести наказание, — заявил Герман с шальной улыбкой. – Поймешь наконец, что делать ты теперь будешь то, что хочу я!
Я задохнулась от обиды и помотала головой, плотно сжав челюсти.
Я никогда не позволю ему сделать с собой такое здесь!
Тем более после слов, что он хочет сделать меня, по сути, своей рабыней. Любовь любовью, но у человека должна быть свободна выбора. Просто свобода! Я так к ней стремилась, чтобы снова попасть в лапы тирана?
Но Герман, кажется, имел на это несколько иное мнение. Он держал в руке далеко немаленький член и самым его кончиком поглаживал мои губы. Как только я хочу оттолкнуть его руками, Герман предупреждает.
— Попробуй только, и я свяжу их бинтом.
Вот член скользнул куда-то в сторону, и я ощутила прикосновение бархатной, неимоверно горячей головки к своей щеке.
Герман лёгкими касаниями ласкал мое лицо, похоже, искренне наслаждаясь и видом покорной, коленопреклонённой сестренки.
И ощущениями, заставляющими его едва слышно постанывать.
Я же прикрыла глаза, чтобы не видеть перед собой этот чужеродный… но чем-то манящий меня орган с розовой головкой и тонкими нитями вен, пронизывающих его по всей длине.
Внезапно член его вернулся к губам и требовательно толкнулся.
Засада.
А между ног-то почему опять так мокро?
Я попробовала было отпрянуть, но Герман вцепился в волосы и запрокинул мою голову назад, вырывая вскрик из горла.
Он словно этого и ждал, потому что в следующий миг в рот занырнула крупная головка члена и начала протискиваться дальше.
Я замычала и замотала головой, гневно вглядываясь в казавшиеся белыми в свете неяркой лампы глаза.
Когда член толкнулся чуть глубже, я закашлялась от обилия собственной слюны и всё-таки смогла избавиться от него.
— Сволочь, перестань! Это унизительно! Я не буду! — закричала я громким шепотом, пытаясь вырваться из его захвата.
Я раз за разом пыталась встать с колен, но Герман каждый раз пресекал эти попытки.
В конце концов, он одной рукой надавил мне на плечо, а другой дёрнул за волосы, да так, что показалось, будто искры сыплются из глаз.
— Будешь, — властно сказал он.
— Я не хочу! — уже не пытаясь вырваться, заныла я
— Открой рот по-хорошему, не делай себе больнее.
Я с горькой насмешкой вскинула брови — боль от его поступка полугодовой давности буквально разрывала сердце надвое, так что я сильно сомневалась в его словах.
Сделать мне больнее попросту невозможно.
Но я простила его. А теперь он снова возвращается к скотскому поведению.
Видимо, Герман как-то догадался о моих мыслях. В его глазах что-то блеснуло, и он рукой коснулся моей щеки.
Погладил, а потом провел большим пальцем по нежным губам.
— Открой рот, Соня, — повторил он своё требование, но уже гораздо мягче.
Но я только лишь помотала головой, не меняя насмешливого выражения своего лица, пусть и почувствовала приятное тепло от таких лёгких и нежных прикосновений.
Я расслабилась. Но зря. Мне вряд ли кто-то когда-то говорил, что надо во всём слушаться насильника, особенно, если он сам предупреждает о возможной боли.
Тяжело вздохнув и покачав головой, Герман вдруг резко надавил на щёки, выбивая слёзы из глаз и вынуждая рот раскрыться, чтобы в следующий момент вогнать в него твёрдый, как камень, член.
Он крепко держал меня за волосы, создавая дико болезненный дискомфорт, и просто трахал, загоняя немаленький орган всё глубже и глубже.
Его трясло. В какой-то момент этого насилия он глухо застонал, не обращая никакого внимания на мои безмолвные мольбы и слезы, и запрокинул голову назад.
— О, да! Как приятно наконец брать тебя так, как я мечтал. И знать, что тебе это нравится.