Клеймо красоты

– Я знаешь, когда начал подозревать? Когда Маришка тебя сбросила в воду, а ты вылезла – и правдиво хлопала этими своими невероятными ресничищами: мол, у меня все свое, все свое… То есть нет, конечно, я тогда и думать не думал, что ты – Старостина, просто закралось подозрение: эта красота слишком совершенна, чтобы быть настоящей. Понимаешь, я видел женщин, преображенных липостероидами, и не раз видел, это ведь мой бизнес, в конце концов. И все-таки я надеялся, что ты – настоящая. И если бы не посмотрел в больнице «Шоу недели»… В компании с Маришкой, кстати сказать.

Он коротко хохотнул, и смешок этот показался Ирине похожим на сдавленное рычание. «Телепередача, – подумала она в отчаянии. – Так и знала, что из этого выйдет какая-нибудь гадость! Никогда мне эта Галина Бобылева не нравилась, и вот…»

– Еще неизвестно, кто из нас был тогда потрясен сильнее, – продолжал Псих. – Она, конечно, сразу начала кричать, мол, так и думала с самого начала, что ты – мыльный пузырик и больше ничего, и утешилась, только когда добренькая ведущая сообщила лопающимся от зависти зрительницам, что твое преображение – ненадолго, что через месяц надо делать корректировку внешности, опять обращаться в «Аллюр», а иначе… иначе к нам снова вернется Катерина Старостина во всей своей былой красе.

В голосе его послышалось нескрываемое презрение, и Ирина очнулась от своего оцепенения.

– Как – через месяц? – спросила недоверчиво. – Действие липостероидов длится только месяц?! Но мне никто ничего не сказал…

– Разумеется, не сказал, – усмехнулся Псих. – Это вообще наша коммерческая тайна, и я не представляю, кто мог выболтать ее теледуре. Узнаю – голову болтуну откручу, как куренку! Ты подумай, что получается? Женщина приходит к нам, платит три тысячи баксов и уходит в полной уверенности, что преобразилась навсегда. Она за месяц успевает так привыкнуть к своей красотище, что расстаться с новой внешностью для нее – смерти подобно. Она становится наркоманкой, только наркотик здесь – не анаша или там ЛСД, а ее собственная ослепительность. Она на все пойдет, чтобы раздобыть очередные три тысячи и вновь обратиться в «Аллюр»! А если ей заранее известно, что все это – только на месяц, а потом снова придется платить, она ведь может и прикинуть, и рассудить – и понять, что содержать свою красоту ей будет не под силу, что на эти деньги лучше новых платьев купить да косметику «Кристиан Диор»! Даже представить не могу, сколько клиенток мы потеряли из-за одного болтуна! Теперь такие средства придется потратить на рекламную кампанию…

– Погоди, – едва шевеля онемевшими губами, выговорила Ирина. – Ты хочешь сказать, что через месяц… что я снова…

– Ну наконец-то дошло! – усмехнулся Псих. – Но только знаешь что, Ирина… или Катерина, как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Тебе это не грозит! Вот, держи!

Он пошарил в кармане джинсов и сунул ей в руку что-то плоское, твердое, похожее на телефонную карточку.

Ирина поднесла ее к глазам. Тускло блеснул золотой обрез, золотые буквы – «Аллюр»…

– Это элитная карта, которая дает право на пожизненное обслуживание в сети наших салонов. Операции по корректировке внешности – причем совершенно бесплатные! – ты можешь делать хоть каждый день, и фирма не имеет права тебе отказать. Таких карт всего несколько: для жены и дочери президента, еще для пары-тройки лиц в верхах, ну и для жены нашего мэра, поскольку это сугубо наш человек, куплен с потрохами. Из-за нескольких таких карт «Аллюр» считается благотворительной организацией и полностью освобожден от налогов. А ты можешь представить, какие налоги нам пришлось бы платить?.. Так что, Ирина, с этой картой ты навсегда останешься той же обалденной красоткой, что и сейчас. Впрочем, карта – просто гарантия моих серьезных намерений. Поскольку ты навсегда останешься со мной, тебе никакая карта не понадобится, я все беру на себя!

– Как это – навсегда останусь с тобой? – ошеломленно повторила Ирина. – Почему?

– Иринка… – укоризненно пробормотал Псих. – Я, конечно, потерял от тебя голову, но не настолько же! Ты что, думаешь, я тебе всю подноготную про себя выложил, как в плохом детективе, где преступник под конец непременно начинает исповедоваться следователю, – и теперь предоставлю тебе возможность идти своей дорогой? Чтобы ты сейчас же ринулась к нашему общему знакомому менту и заложила меня? Не-ет, моя радость, теперь мы с тобой связаны одной целью, скованы одной цепью…

Ирина рванулась было, но Псих навалился сверху, придавил к доскам.