Клеймо дьявола

Или все-таки была? Может, они заболтались и забыли о времени? Маловероятно. Постой-ка, предложение Друсвайлер переночевать у них наводит на размышления. Уж очень оно необычно, особенно если знать, какая эта баба брюзга и злыдня.

Лапидиус вынул сферическую колбу из установки для опыта и отставил ее в сторону Ему непременно нужен дистиллятор, и лучше сегодня, чем завтра. Наверное, все-таки придется еще раз пуститься в путь к аптекарю. Он решил пробираться окольным путем, хоть на улице уже и стемнело. Обогнув Гемсвизер-Маркт по широкой дуге, через какое-то время он постучал у дверей фармацевта. Открыла его жена, и Лапидиус изложил свою просьбу. Только вот помочь она ему не могла, и пришлось не солоно хлебавши возвращаться домой.

Аптекаря Вайта дома не было.

ПЯТЫЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ

Ранним утром шестнадцатого апреля можно было снова видеть Лапидиуса, устремившегося торопливым шагом к Гемсвизер-Маркт. Он получил предписание безотлагательно явиться в ратушу. По какой причине, этого Крабиль, податель послания, не мог или не хотел сказать.

Ломая голову, зачем его срочно требовали в такой неурочный час, Лапидиус вошел под своды старинного здания. Крабиль откланялся и передал магистра городскому писарю, невзрачному хромому книжному червю, который провел его по множеству коридоров и наконец остановился перед массивной дубовой дверью. На двери красовалась роскошная картина, изображавшая обнаженного бородатого мужчину с роговидным инструментом. Над ним виднелась надпись:

JURA NOVIT CURA.

«Закон известен суду», — читая, зашевелил губами Лапидиус. До него стало доходить, что он доставлен в зал суда. «Будем надеяться», — пробормотал он себе под нос. В нем шевельнулось недоброе предчувствие, он поправил шелковую шапочку на голове и вошел.

Помещение выглядело солидно и мрачно. Повсюду глаз натыкался на дерево и резьбу, даже потолок был обшит деревом. Три остекленные со свинцовыми переплетами окна пропускали мало света. По центру стоял длинный стол, за которым сидели облаченные в мантии господа.

— Очень признателен вам, магистр Лапидиус, что вы так скоро нашли к нам дорогу. — Бургомистр Штальманн, нескладного вида пятидесятилетний мужчина с обрюзгшим лицом, указал ему на стул. — Садитесь.

На пальцах бургомистра сверкнули благородными камнями перстни, свидетельствовавшие о благосостоянии их обладателя. Только, в отличие от изящных драгоценностей, сами пальцы напоминали скорее связку сарделек.

— Судья Мекель по мою левую руку вам также известен. Двое других господ — советники Коссак и Леберехт.

Лапидиус отвесил вежливый поклон.

— Что ж, к делу. — В учтивом тоне Штальманна появилась официальная нотка. — Повод, по которому вы здесь, не внушает радости. В городе волнение, чтобы не сказать беспорядки. Тело, обнаруженное вчера на площади, повергло горожан в смятение и ужас. Говорят, ведьма Фрея бродила ночью по городу и убила незнакомку. Крабиль, которого мы обстоятельно допросили, того же мнения. Он сообщил, что незнакомка имеет на лбу своего рода метку, состоящую из букв «F» и «S», и было бы крайне удивительно, если бы это не означало «Фрея Зеклер».

Лапидиус твердо возразил:

— Я уверен, что она не имеет к этому никакого отношения.

Штальманн сжал пятерню, чтобы перстни не мешали ему почесать в бороде:

— Поскольку женщина находится под вашей опекой, я думал, что вы выразите нечто подобное. — Он обменялся с судьей Мекелем взглядом, удостоверяющим взаимопонимание в скверном положении дела. — Но как бы то ни было, беспорядкам в городе должен быть положен конец. Поэтому я принял решение продолжить процесс над ведьмой. Мне это кажется самым благоразумным.

Мекель, Коссак и Леберехт важно закивали. Мекель при этом выглядел озлобленным.

— Я ручаюсь за Фрею Зеклер. Она не имеет никакого отношения к убийству.

— Возможно, с вашей точки зрения это и так, магистр, однако…

— Простите, что вынужден вас перебить, господин бургомистр, однако полагаю, судья Мекель поставил вас в известность, что Фрея Зеклер заражена сифилисом. Стадия, в которой находится болезнь, вышла за рамки начальной. Показаны неотложные лечебные мероприятия. Поскольку в Кирхроде не имеется «французского дома», я предложил свои услуги, взявшись провести курс лечения на чердаке моего дома. Однажды начавшись, лечение ни в коем случае не должно прерываться. Это равнозначно смертному приговору.

Леберехт, неказистый блеклый человечек, единственным примечательным свойством которого было регулярное подергивание века, отмахнулся:

— Знаем, знаем, все это известно. Совет уже обменялся мнениями и даже пришел к соглашению, чтобы определить лечение «французской болезни» городскому медикусу. Тем временем медикус Гесселер объявил, что не располагает… э…

— Жаровой камерой, — подсказал Мекель.