Неподалеку от «Квершлага» старик заснул прямо сидя, крепко зажав кружку в кулаке и на удивление ровно держа ее, при его-то состоянии. Так он пару часов спустя и проснулся. Сладко зевнув, огляделся; провел языком по зубам и небу, во рту была сушь несусветная. События вчерашнего вечера пришли ему на ум.
Слава богу, кружка, по-прежнему полная, была у него в руке. Изрядный глоток пива пошел на пользу. Горького похмелья как не бывало. Он расслышал шум. Видно, торговцы начали устанавливать свои лотки и палатки.
Еще хороший глоток, и Хольм пораскинул мозгами, что ему делать. Здесь оставаться нельзя. Начальник-то стражи не больно-то церемонился с пьянчужками, болтающимися ночью по улицам.
К себе в лес ему сейчас тоже не дотащиться. И тут его озарила спасительная идея: еще темно, и никто не заметит, если он проспится под какой-нибудь телегой на рыночной площади. Точно! Он, кряхтя, встал на ноги, не выпуская кружку из рук, и поплелся воплощать идею в жизнь. В конце дальнего ряда одна из повозок показалась ему подходящей. Под ней он и приземлился, незамеченный суетящимся торговым людом.
Но, собравшись прилечь, он обнаружил, что под ней уже кто-то спит.
— Подвиньсь-ка, прьятель, — пробормотал он, укладываясь. — Хошь глотнуть? Стрина Хольм, ик, не какая-то тебе жадина. — Он протянул кружку компаньону, но тот не шевельнулся. — Чё, брезгуешь моим, ик, пивком? Ну и Бог с тобой.
Хольм дернул кружку к себе и тут же почувствовал, что под ним сыро.
— Черт побери, ткое славное пивко, — пробормотал он и попытался пригоршней зачерпнуть пролитое пиво, чтобы вернуть его на место, в кружку. С первой попытки не удалось. Он попытался сызнова.
И в один момент старик Хольм стал трезв как стеклышко.
Жидкость была кровью.
Амальгирование — это процесс, ход которого требует множественных стадий. Лапидиус обладал различными образцами горных пород, о которых знал, что они содержат золото и серебро. Искусство заключалось только в том, чтобы высвободить с помощью ртути оба благородных металла, что было легче сказать, чем сделать. При этом количественные соотношения и температура пламени играли большую роль, так ему казалось. И еще он вроде бы установил, что золото и серебро извлекаются из различной руды с разной степенью сложности, и в это утро он еще раз посокрушался, что хотя у него и были весы для определение массы, а вот прибора для установления нужной температуры плавления не было. Само собой разумеется, алхимия давала способ определения температуры тела при лихорадке, температуры навоза и тепла, необходимого для вылупления яиц, а также градуса полуденного зноя, жара в очаге и золы, однако все это достаточно приблизительно.
В ход его мыслей вторглась Марта со своим извечным вопросом, не хочет ли он поесть.
— Что? Нет, спасибо. Пока не хочу. Фрея еще спит?
— Поди да, хозяин. Дак я поставлю вам тамось тарелочку каши, коды захотите и откушаете. — И прежде чем он успел воспротивиться, она уже приблизилась и сунула тарелку между колбами и тиглями. — Ой, скусна!
Она повернулась, чтобы снова отправиться к своим горшкам, и тут это случилось. Ее широкий зад задел небольшой аламбик. Стеклянный сосуд соскользнул по краю стола, упал на пол и разлетелся на тысячу мелких кусочков. С шипением наружу вырвался газ.
— Иисус, Мария и Святой Иосиф! — всплеснула Марта руками. — Я ненарошна, хозяин! Я хотела как лучше! Ой, простите!
Лапидиус поджал губы. Ему потребовалось напряжение всех сил, чтобы не наброситься на служанку и не вытрясти из нее душу. Она же знала, что он терпеть не может, когда ему мешают за работой, и каждый раз забывала.
— Ох-ох-ох! Ох-ох!
Она нагнулась, чтобы собрать осколки, но Лапидиус отодвинул ее в сторону.
— Оставь. Ни к чему тебе вдыхать эти испарения.
— Ага, хозяин! Дак как жа, хозяин! Ох, простите!
— Быстро на кухню!
— Да, хозяин. Ох, дак как жа энто я!
Марта, причитая, убежала.
Оставшись в одиночестве, Лапидиус постарался справиться со своим гневом. Аламбик, хоть и был мал, играл большую роль в его эксперименте. Без него нечего и думать продолжить