В трех метрах направо от Люка над невысоким выступом торчала труба бетонного коллектора. Он быстро подполз и укрылся под навесом. Грудь вздымалась, он пытался отдышаться.
Раздался женский крик:
— Самсон… Самсон, назад!
Рычание усилилось.
Хруст гравия под ботинками с твердой подметкой.
— Самсон, что на тебя нашло? Успокойся, мальчик.
Хлоп-хлоп-хлоп. Из ниоткуда донесся громоподобный стрекот тяжелого вертолета. Через минуту воздушный поток от лопастей винта накрыл беглеца песчаным облаком.
— Стоять на месте!!! — донеслось из громкоговорителя.
Люк поднял руки, защищая голову от летящего мусора. Поглубже прячась под навес высотой в полметра, он уперся в выступ. Направление шквалистого ветра изменилось — вертолет двигался по узкому кругу.
Если в полицейском вертолете есть термодатчики — а они должны там быть, — на фоне влажной земли и холодного утреннего воздуха он засветится, как 500-ваттная лампочка. У охотников было все, чего ему так недоставало: поддержка авиации, материально-техническая база, коммуникации. Но пока вертолет строго вертикально над ним, сенсоры беспомощны и не найдут его за термической изоляцией из толстого бетона.
Пока они не сменят позицию, инспектируя склон холма, и не заглянут под углом в дренажную канаву — он невидим.
Ударные волны ослабели. Вертолет набирал высоту.
Громкоговоритель снова ожил:
— Мы ищем мужчину… Рост метр восемьдесят, темные волосы, светло-зеленая или серая одежда…
Люк попытался открыть глаза. Кусающий песок держал веки на замке. Где-то вдалеке испуганно заскулила собака.
— Мэм, возвращайтесь по дороге на запад. Всем, кого встретите, передайте то же самое. Если увидите человека, по описанию похожего на то, что вы слышали, не приближайтесь… Повторяю: не приближайтесь к нему.
Вертолет улетел на восток, в сторону особняка. Несколько секунд Люк сидел задумавшись. Далеко уйти не удалось, а тропинка стала недоступной. Что еще хуже, над холмом брезжила заря. Совсем скоро он потеряет возможность спрятаться в сухом кустарнике.
Надо уходить, не дожидаясь, когда солнце поднимется над вершиной холма. Но напряженное тело выделяло тепло, которое термодатчики зарегистрируют в радиусе пятисот метров.
Люк сложил ладони лодочкой и стал обливать себя холодной жижей, вытекавшей из коллектора, пока тело не содрогнулось от холода.
Через минуту он затерялся где-то на склоне холма.
— Вы, индейцы, просто убиваете меня. И ведь отлично об этом знаете, — еле вымолвил старик, глядя на смуглого напарника.
Он привалился к огромному валуну на обочине тропинки, пытаясь отдышаться.
Старика звали отец Джо. Он был католическим священником-миссионером. Никогда раньше Меган не целовала священника, но сейчас готова была расцеловать, как родного, когда тот предложил доставить ее в Санта-Лючину. Отцу и его помощнику Пако оставалось посетить еще две деревни. После чего, обещал он, все трое покинут джунгли.
Старик положил руку на плечо спутника.
— Что скажешь, если мы бросим эту работу и займемся гольфом?
Пако кивнул. Как всегда, когда священник что-то говорил на языке, столь же незнакомом, как и обратная сторона Луны.
Старец засмеялся, но почти тут же закашлялся. Он выхватил из кармана ингалятор и трижды быстро впрыснул в горло. Когда дыхание успокоилось, отец повернулся к Меган и ответил на вопрос, которого она еще не задавала:
— Легкий приступ эмфиземы.
Словно врезавшиеся в гранит морщины обрамляли улыбку священника. Казалось, взгляд голубых глаз просвечивал рентгеном и читал чужие мысли, как раскрытую книгу.
Меган мучилась чувством вины за то, что бросила Джо Халена и Стива Далтона. Как будто ударила палкой по осиному гнезду, а расхлебывать последствия оставила коллегам и жителям Тикар-Норте.
С этим чувством она через два часа добралась до первой деревни. Хикаль — одна из почти шестидесяти aldeas, которые входили в сферу деятельности отца Джо. Каждую деревню он посещал не чаще чем три-четыре раза в год. Видимо, этим объяснялись восторженный прием в их честь и праздничные приветствия.
Через час Меган сидела на задней скамейке в кустарной церкви, наблюдая, как отец Джо служит мессу. Рядом, вылизывая друг друга, лежали собаки. Стоило ей пошевелиться, и кусочки илистой грязи отваливались от одежды, как кожа насекомых в период линьки. На джинсах проступали контуры промокшего паспорта и бумажника.
Она чувствовала себя просто жабой по сравнению с женщинами Хикаля, одетыми в цветные яркие блузки с безукоризненно белыми воротничками и юбки-парео, из-под которых виднелись голые лодыжки. Женщины словно двигались в невидимых воздушных коконах, непроницаемых для пыли и грязи.
И только голые ноги цвета ржавого железа выдавали жизненные передряги.
Казалось, в большой деревянный дом втиснулась вся деревня: около восьмидесяти мужчин, женщин и детей, все деревенские собаки, дюжина свободно разгуливавших куриц и два петуха. Перед алтарем в сплетенной из веток клетке сидели две мыши.