Гилфилан почти ничего не говорит. По всему видно, что главный здесь Пауэр. В отличие от Гилфилана он не строит из себя гангстера, и это, наверное, означает, что ему и так нормально, он не парится.
Подумав об этом, я решил спросить кое-что и посмотреть, как он отреагирует, если я перестану обходить щекотливые темы.
– Вот, – я дотронулся до своего шрама, – это вы поставили Дойла на место?
Пауэр наморщил нос и впервые показался мне слегка раздраженным, как будто я своей прямотой нарушил некий протокол. Но тут же рассмеялся.
– Дерёвня, что бы мы без них делали?
– Я сам с окраин, – говорю.
Пауэр широко осклабился. И тут я впервые увидел это в его глазах, не суровость, даже не злость, просто
– Я тоже, Билли, оттуда. С реальных окраин, не с какой-нибудь пошлой усадебки типа Стенхауса, – засмеялся он, и я, по правде, подхватил. – Я попробую выразиться точнее, речь не о плебеях, коими все мы являемся, а о специфическом
Тут уже я улыбнулся. Пауэр четкий чувак, Дойлы у него на мушке.
– И что тогда?
– Если это придурки, приходится их проучить. Если нет, берешь к себе, вписываешь в тему. Чем более сильные люди тебя окружают, тем ты сам сильнее. – Он кинул взгляд на Гилфилана. – Но речь идет не о физической силе. Это всегда можно купить. Главное здесь, – он постучал себя по голове, – вот где все происходит.
Когда я попрощался и пошел за машиной,
Итальянские воспоминания
Добравшись до машины, я резко стартую, пытаясь прочистить голову. Еду по обходной дороге в сторону Масселбурга и останавливаюсь у Луки выпить кофе. Обед из «Кафе-Рояль» камнем лег на кишки. Ронни, возможно, будет ворчать, но, в конце концов, это была его идея. Пожрать я жуть как люблю: чем больше ем, тем больше хочется. Даже вот теперь соблазняюсь Лукиным мороженым: мой старик водил меня сюда на мороженое, когда я был маленьким. Этот вкус не забывается. Теперь это, конечно, не так вкусно. То есть мороженое, может, и прежнее, только вот мои рецепторы изменились. Все меняется.
Свой бар, собственный бизнес. Звучит неплохо. Единственный способ заработать денег – это иметь собственный бизнес: покупать и продавать. А деньги – единственный способ завоевать уважение. Ужас, конечно, но таков мир, в котором мы живем. Деятели типа Киннока из лейбористов все твердят о врачах, и сестрах, и учителях, о тех, кто заботится о больных и учит детишек, и все кивают, соглашаются. Но в то же время думают, не, я на такую работу ни за что не соглашусь, мне нужны деньги. Беспредел, но ничего не поделаешь. С окружающими людьми стараешься вести себя прилично, а все остальные пусть катятся ко всем чертям, и так у всех.
Я допил кофе и пошел обратно к машине.
По пути домой я засек знакомую фигуру, идущую под дождем. Эту походку я распознаю где угодно: покатые плечи, руки ходят туда-сюда, голова качается из стороны в сторону, и над всем этим колышется копна мелких кудряшек.
Петух потрепанный.
Я тихонько забрался на тротуар, подъехал к нему, затормозил и как заору:
– ТЕРЕНС ЛОУСОН! ПОЛИЦИЯ ЛОТИАНА!
Этот гусь медленно оборачивается, изображая спокойствие, но видно, что в штанишки он наложил.
– Иди ты на хуй, Биррелл, – увидел меня.
– Вышли за границы района, не так ли, мистер Лоусон?
– Ну дык, зашел тут к одной телочке… – говорит.
Гвиздит. Терри и телки, ну да, конечно, более чем вероятно, но не здесь, в Грандже. Если не считать того короткого перерыва в Италии, где он видел, как жарится другая половина человечества, он в жизни не был с девчонкой, чья мама не получала бы счет на квартплату из районного муниципального управления Эдинбурга.
– Не надо, Лоусон, ты здесь барахлишко притыривал. Беспредельщик.
– Иди ты на хуй, – смеется он.
– Ну что ж тогда? Значит, и подвозить тебя не надо?
Ищи дурака. На улице дождь, и Терри забирается в машину. Белая вельветовая куртка намокла на плечах. Он потирает ладони.
– Ну что ж, Биррелл, мой повелитель. Нас ждет один из спальных районов нашего города, который мы оба так хорошо знаем и любим, – говорит он и добавляет: – Пронто.