Клей

– Если б я занялся тобой два года назад, сейчас ты бы уже был чемпионом Европы и претендентом на мировое золото, – сказал Ронни.

– Ну да, – довольно холодно ответил я, оборвав его.

Не собираюсь больше слушать эту чепуху. По мне, так это неуважение к моим старикам. Отец с большим трудом выбил мне это место ученика. А мама вообще не хотела, чтоб я занимался боксом; просила меня бросить навсегда. А стать профессионалом, биться за деньги – для нее это было как переступить черту.

А Ронни все подговаривал меня заделаться профессионалом. Наши мечты должны исполняться, сказал он. Снова НАШИ. Но Ронни никогда не просечь, что на самом деле профессионалом я стал не благодаря ему, а благодаря собственному отцу. Однажды он взял меня в Лондон, и субботним вечером 1985 года мы пошли в «QPR» на поединок между Барри Макгиганом и Эусебио Педроса.

Мы пошли туда с моим дядей Энди, который живет в Лондоне. Помню, какие пробки были на Уксбридж-роуд, как мы тащились на 207-м автобусе и все боялись, что опоздаем на бой. Когда мы туда приехали, на входе толпились двадцать шесть тысяч ирландцев. Я-то хотел посмотреть на Педросу, потому что он был тогда лучший. Девятнадцать раз он защищал свой титул, я думал, что он просто непобедим. Макгиган мне тоже нравился, и хотя парень он был хороший, шансов против Главного у него не было.

Макгиган вышел с белым мирным флагом, он не вписывался в этот ольстерский бред с триколором и красной рукой. Мне это показалось актом капитуляции, как будто он сдался еще до первого выпада. Следом на ринг вышел старик, потом мы выяснили, что это был его отец, и запел «Дэнни-Бой». Песню подхватил весь зал, и католики, и протестанты из Белфаста. Я посмотрел на отца и в первый и последний раз в жизни увидел слезы у него на глазах. И дядя Энди с нами. Вот это был момент. Зазвенел гонг, и я подумал, что тут-то Педроса и испортит всем праздник. Но случилось чудо. Макгиган налетел на него и обрушил целый шквал ударов. Я думал, он себе руки вывихнет, но ко второму раунду он нашел свой ритм и стал проводить комбинации по всему рингу. Можно было подумать, что малыш вот-вот выдохнется, но он продолжал без устали напрыгивать на противника, но не бездумно, а с чувством, с толком. Он атаковал, выстраивал комбинации, но и про защиту не забывал и все оттеснял Педросу к борту. У Макгигана длинные руки, неуклюжая стойка; достать его ударом, наверное, то же, что пытаться отнять мяч у Кенни Далглиша в штрафной площадке. Педроса был великим чемпионом, но в тот вечер на Лофтус-роуд я видел, как он сдал, схуиебился.

После боя мы сели на скамейку перекусить. Из битком набитого паба, который работал всю ночь, дядя Энди принес нам еды. И вот мы сидели под деревьями в парке Шепердз-Буш-Грин, наслаждались атмосферой, обсуждали поединок и восхитительный вечер, частью которого мы стали.

Вот тогда-то я и подумал, что ж, пожалуй, неплохо, если вот так. Я уже много лет занимался боксом и еще дольше ходил на бои, но важнее для меня всегда был футбол. Несмотря на то что в боксе у меня было явно больше шансов. От футбола же не было никакого толку. Жалкие пробы в «Данфермлайн», год в юношеском составе «Крейгостоун».

Я терял время без толку, ну, не то чтоб совсем без толку, мне нравилось играть, но нужно было расти.

Зато теперь мы, конечно же, воплощаем мечты Ронни. Да, возможно, я действительно слишком долго ждал. Я стал неплохо зарабатывать, но главное, что я получил, – это уважение. Теперь мне нравится, когда меня называют Бизнес. Сначала было дико, я даже смущался, но теперь это имя мне подходит.

В самый раз.

Мы вылезли из машины и зашли в клуб, где я принял душ и переоделся. Освежившись, я вышел и стал смотреть на ринг, где малыш Эдди Николь стоял в спарринге с каким-то шимпанзе и разделывал его под орех. Ну что сказать об Эдди Николе. Превосходная работа на ринге. Когда он в настроении – он хорош, но иногда в нем чувствуется какая-то осторожность, будто он знает, что очень скоро кто-то его уроет и этим кем-то вполне может оказаться стоящий перед ним парень.

С Ронни трет какой-то мужик в кремовом костюме легкой, но дорогой ткани. У него бритая голова и солнцезащитные очки с зеркальными стеклами. Подходя к ним, я думаю, что костюм смотрелся бы еще лучше, будь он на человеке посимпатичнее.

– Бизнес, – говорит он, протягивая руку.

Это Гилфилан, и, говорят, он крутой. Он человек Пауэра и, кроме того, спонсор, о чем мне постоянно напоминает Ронни. Он стискивает мне руку; такие рукопожатия любят чуваки постарше, эдакий дебильный тест на крутость. Нужно просто пережать, и он тебя отпустит, типа, «это всего лишь рукопожатие», все мы здесь мужики и тому подобный бред. Но этот мудила клешню не расцепляет. Я указываю свободной рукой и говорю:

– У тебя что, в другой руке обручальное кольцо зажато? Че это такое?

Он ослабил руку.

– Это всего лишь рукопожатие, – смеется.

Я опустил руку.

– Мои руки – рабочий инструмент, а не аттракцион для тех, кто хочет показать, какой он крутой, – говорю я, смотря прямо на него.

– Успокойся, Билли, – встрял Ронни.