Клей

Мария, поспешив за ней, обернулась и ткнула пальцем в Дункана:

– А твой сын ведет себя как фашист-чернорубашечник! Конечно, у Терри тяжелая жизнь. Но Ивон жила с ним бок о бок и нормальной выросла. А Шина Гэллоуэй, она никогда не сидела в тюрьме, не накачивала себя наркотиками, как ее брат! – Мария поспешила вслед за Сандрой.

Вулли и Дункан закатили глаза.

– Один-ноль в пользу девочек, Вул, – съязвил Дункан.

– Не обращай на нее внимания, – стал извиняться Вулли, – Сандра как увидит Билли на ринге – всегда такая. Сам понимаешь, я тоже волнуюсь, но он-то знает, что делает.

– Мария такая же. Начиталась про Карла всякой чепухи в музыкальной газетенке, он-де употребляет наркотики. Он сказал мне, что это все брехня, что это только ради рекламы, а пишут они то, что хочет слышать публика. Он и до того, как вписался в эту историю с рейвом и таблетками, интересовался расширением сознания. Сейчас-то он отлично выглядит. Я пару раз видел его утром после бессонной ночи – ни тени бодуна. Уж если эти таблетки и убивают, то делают они это просто виртуозно, вот что я тебе скажу. – Дункан кивнул и посмотрел вдаль. – И знаешь что, Вулли, я готов был задушить его собственными руками, когда увидел этот салют в «Рекорд». Понимаешь, Вулли, мой отец в Айшире, он же воевал с этими ублюдками, полноги потерял… ну вот, я туда поехал, и он ничего не сказал, но я-то знаю, что он видел. Мой старик, у него было такое печальное лицо. Это же могло разбить его сердце… – Дункан уже как будто сам был готов заплакать. – Да ладно, – засмеялся он, взял себя в руки и указал на кухню. – Пускай они там слезу пускают. У тебя есть Биллин бой на видео?

– Конечно, – ответил Вулли, беря пульт, – вот, смотри…

На экране замелькала картинка. Суровый, сосредоточенный Билли Биррелл вглядывается в противоположный угол, в Бобби Арчера из Ковентри. Звенит гонг, и он вылетает на ринг.

Билли Биррелл

Холмы

Вот теперь я полетел, хоть и ветер поднялся нешуточный. Я бегу прямо на него, в гору; мой финиш всегда на вершине холма, я приканчиваю дистанцию, как говорит Ронни, всегда всё, как он говорит. Мы поднимаемся на вершину. Мы приканчиваем дистанцию. Мы повышаем выносливость. Всегда мы; и на ринге то же самое. Мы можем ударить сильнее, чем тот парень. Только вот кулаки того парня до Нас не добираются. Ни разу не видел, чтоб Ронни вышел на ринг после гонга или без шлема.

Прости, Рон, но тут ты не прав. На ринге ты всегда один.

Подъем становится круче, и я уже вижу вершину и все препятствия на своем пути. Почти все. На подходе Морган, но я даже не успеваю разглядеть, я прохожу сквозь него, и, думаю, мы оба это понимаем. Как и Бобби Арчер, что остался лежать на обочине позади. Все они – не более чем ступени на пути к Клиффу Куку. Я иду к тебе, Куки, и я тебя отделаю по полной.

Старина Куки, лучший боец Кастом-Хауса. Нравится он мне, наверное, даже больше, чем я могу себе позволить. Но когда мы подойдем друг к другу на ринге, взаимной симпатии не будет и следа. Кто бы ни выиграл, мы выпьем и поболтаем после боя. И правильно, иначе мы никогда больше не скажем друг другу ничего, кроме угроз и оскорблений.

Да нет, скажем. Еще полегчает. В прошлый раз так и было, когда я сделал его, еще будучи любителем. Я запоздал с переходом в профессионалы, но не слишком, Куки. Я опять тебя сделаю.

Склон поднимается, я чувствую напряжение в икрах. Ронни зациклен на ногах: икры ступни. «Лучший удар идет не от сердца, а от пяток, – твердит он, – через все тело к плечу, по руке и прямо в челюсть».

Ронни приучил меня много заниматься физподготовкой. Он считает, что я слишком рассчитываю на решающий выпад. Надо отметить, что усилия мои вполне окупаются.

Кроме того, его беспокоит моя защита: я всегда наступаю, постоянно пересекаю ринг, демонстрирую силу, подкрадываюсь, затравливаю соперника.

Ронни говорит, что, когда я столкнусь с настоящим классом, мне придется временами притормаживать. Я киваю, но сам-то знаю, что я за боец. Если я начну отступать – значит пора завязывать. Я не смогу обороняться. Когда мои рефлексы притупятся и я начну пропускать удары, значит все, я вышел из игры. Потому что настоящее мужество в том, чтобы поставить собственное «эго» на паузу и вовремя остановиться. Самое жалкое зрелище на свете – когда потрепанного старого боксера изводит, как раненого быка, какой-нибудь молодчик, которым он пару лет назад жопу вытер бы.

На вершину и по пологому спуску вниз, к машине. По дороге следить, чтоб не потянуть на спуске какую-нибудь мышцу. Солнце слепит глаза. Когда спуск заканчивается, я финиширую на спринте, выкладываюсь по полной. Ощущения такие, будто табл вставляет. Я остановился, легкие наполнил прохладный воздух. Если Куки попробует сделать то же самое в Кастом-Хаусе или Морган в Порт-Талботе, бродяги просто не дотянут и окочурятся раньше, чем выйдут со мной на ринг. Ронни стирает с меня пот полотенцем и укутывает меня, как будто он роженица, а я его первенец. Мы садимся в машину и едем обратно в клуб.