Клей

– Ну что с тобой, – говорю, – ты был с красивой девушкой, ты ей очень понравился. Мы на отдыхе. Что, бля, за проблемы?

Он ничего не сказал, уставился в стол. Мне видна только макушка темно-каштановых неблестящих волос.

– Я не смог… с ней… понимаешь…

– Почему? Она бы вписалась!

Он поднял голову и посмотрел прямо в глаза:

– Потому что у меня гребаный вирус, вот почему.

Тупо ударило в груди, и глаза мои замкнуло на его, казалось, на вечность, которая пролетела между двумя ударами сердца. Он запаниковал, затараторил:

– Знаешь только ты. Не говори ни Терри, ни Билли, понял? Никому не говори.

– Да… но…

– Обещаешь? Поклянись, мать твою!

В мозгу у меня лихорадочная пляска. Не может такого быть. Это же малыш Эндрю Гэллоуэй. Мой друг. Малыш Голли из Саутон-Мейнс, парнишка Сьюзен, брат Шины.

– Да… да… но как? Как, Энди?

– Шприц. Герыч. Я только пару раз поставился. Этого, похоже, достаточно. Я сам узнал на прошлой неделе, – сказал он и сделал большой глоток, но закашлялся и сплюнул немного пива в огонь. Зашипело.

Я обернулся, но тетушки за стойкой уже нет. На нас уставились несколько чуваков, но я зыркнул на них, и они отвели глаза. Энди Гэллоуэй. Поездки еще в детстве, потом первые путешествия без взрослых: Бернтисланд, Кингхорн, Уллапул, Блэкпул. Я, мои мама с папой, Голли. Футбол. Споры, драки. В детстве он всегда лазил, забирался на верхотуру. Деревьев в районе не было, поэтому он лазил по балконам, бетонным перекрытиям, карнизам. Его так и звали – обезьянка. Хитрая обезьянка.

И вот я смотрю на его тупое пятнистое лицо, в его пустые глаза, и мне кажется, что он стал кем-то совсем другим, кого раньше я не замечал. Это грязная обезьянка, и она сидит у него на загривке. Я снова смотрю на него сквозь мрачные линзы своих отходов. Ничего не могу с этим поделать, но Голли кажется мне грязным внутри. Он уже не похож на нашего Голли.

Откуда у меня такие реакции?

Я потягиваю пивко и смотрю на его профиль, а он пялится в огонь. Он сломан, он разбит. Я не хочу находиться с ним рядом, я хочу быть с Эльзой, вернуться к ней в кровать. Глядя на него, больше всего хочется, чтоб их сейчас здесь просто не было: ни его, ни Терри, ни Билли. Потому что они здесь чужие. А я свой. Я везде свой.

4 Приблизительно 2000: фестивальная атмосфера

Windows ’00

Услышав, что он устроился охранником, старинные знакомые смеялись в голос. Энди Нивен, древний приятель, после недоверчивой паузы снова стал подхихикивать.

– Дейв Гэллоуэй – охранник, – произнес он в энный раз, качая головой. – Я слыхал о браконьере, который заделался егерем, но это еще смешнее.

Впрочем, последнее время он мало с кем общался. Дейв Гэллоуэй избегал пабов, он не любил рассказывать старым друзьям о своем новом занятии. Расхлябанный пьяный разговор, и вот тебя уже сдали. Подобные ситуации уже не раз рушили его жизнь и жизни тех, кто от него зависел. Если б он был с ними, все могло бы сложиться иначе. Он думал о семье, из которой уже много лет как ушел, вспоминал, как Сьюзен сказала ему, чтоб он из неизбежности сделал наконец доброе дело – а именно съебался уже раз и навсегда. Потом и его дочь Шина сказала ему то же самое, она больше не хотела его видеть.

Они были очень похожи – Сьюзен и Шина, обе были сильные, а ему было и радостно и грустно одновременно.

Однако остался Эндрю, он до сих пор с ним встречался.

На этот раз он не собирался садиться в тюрьму за мошенничество, он просто попытался устроиться на работу. Теперь если он чего и потеряет, то только работу, но не свободу. Дейву больше не хотелось сидеть, слишком большая часть его жизни пропеклась за решеткой, слишком много повидал он тесных серых комнат, наполненных запахами и маниями чужих людей. Теперь он устроился на работу. Браконьер заделался егерем.

Вглядываясь в мониторы центра управления громадного жилого здания в одном из спальных районов, Дейв Гэллоуэй решил, что мониторы – это его окна в мир, черно-серый, бетонный внешний мир. Больше других он любил шестой монитор: камера давала общий план, и за панельной точкой открывался вид на реку.

Другие показывали мрачные коридоры, и лестницы, и входы в закрытые дворы. Видеонаблюдения редко записывались на пленку, ведь кому придет в голову просматривать их, если только на них не зафиксировалось убийство?

Жителям это тоже было известно. Дети просто охуевали. Совсем маленькие могли весь день простоять под камерами, корчить рожи, показывать средний палец. Иногда камеры залепляли, обычно это делали подростки в масках. Два монитора вообще не показывали. Никто не потрудился заменить сломанные камеры, к которым они были подключены.

В одной смене с Дейвом работал Альфи Мюррей, алкоголик на излечении и ярый последователь «АА».

– Даниэль еще не появлялась?

– Нет, тебе повезло.