Классное чтение: от горухщи до Гоголя

Историческое время, в отличие от пушкинского романа, Лермонтовым почти не прописано. Печорин как внутренний человек живет в своем личном времени. Поэтому его временем может оказаться любая эпоха, где коллективные идеалы и общие ценности поколеблены, и человек в одиночку, не опираясь на авторитеты, должен искать ответы на вопросы: «Зачем я жил? для какой цели я родился?…»

«Сколь бы огромный ‹...› интерес ни представляло это произведение для социолога, для историка литературы проблема „времени” куда менее важна, чем проблема „героя”», – замечал В. В. Набоков (Предисловие к «Герою нашего времени»).

Через десятилетие после лермонтовского романа и смерти поэта Я. П. Полонский пишет стихотворение «На пути на Кавказ» (1851). Оно оканчивается строфой:

В стороне слышу карканье ворона –
Различаю впотьмах труп коня –
Погоняй, погоняй! тень Печорина
По следам догоняет меня…

Посмотрев не вперед, а назад, мы можем увидеть вечный образ, на который мог ориентироваться Лермонтов. В поведении и размышлениях Печорина часто мелькает тень Гамлета, героя, живущего в век, который «вывихнул себе суставы». Во многих последующих героях русской литературы, в свою очередь, обнаруживается тень Печорина, его рефлексии, раздвоения между мыслью и жизнью, стремлением к добру, которое оборачивается чьим-то страданием.

«Лермонтову удалось создать вымышленный образ человека, чей романтический порыв и цинизм, тигриная гибкость и орлиный взор, горячая кровь и холодная голова, ласковость и мрачность, мягкость и жестокость, душевная тонкость и властная потребность повелевать, безжалостность и осознание своей безжалостности остаются неизменно привлекательными для читателей самых разных стран и эпох, в особенности же для молодежи; восхищение „Героем нашего времени” со стороны критиков старшего поколения, по-видимому, есть не что иное, как окружаемые ореолом воспоминания о собственном отрочестве, когда они зачитывались романом в летних сумерках, с жаром отождествляя себя с его героем, нежели объективная оценка с позиций зрелого понимания искусства», – пытался объяснить английским читателям в 1958 году секрет воздействия романа тоже увлекавшийся им в юности В. В. Набоков.

«Героя нашего времени» и сегодня можно прочесть за один вечер. Но остались ли в XXI веке люди, способные зачитаться этой книгой в летние сумерки и отождествить себя с ее героем?

Гоголек: веселый меланхолик

Его рождения ожидали как чуда. У Марии Ивановны Гоголь уже появлялись мертвые дети, поэтому она дала обет: если появится сын, назвать его в честь самого почитаемого русского святого Николы Угодника, имя которого носила церковь в соседней Диканьке. Николай Васильевич Гоголь-Яновский родился 20 марта (1 апреля) 1809 года, в его честь в диканьской церкви отслужили торжественный молебен.

Отец, потомок древнего украинского рода, помещик средней руки (у него было 200 крепостных душ), мелкий чиновник Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский умел хорошо рассказывать и мечтать, увлекался сочинительством и актерской игрой, хотя в том и другом был дилетантом. Талант Гоголь, вероятно, получил в наследство от него. Отец умер рано (1825), когда сын еще учился в гимназии.

Мать Гоголя, Мария Ивановна Косяровская, по преданию, первая красавица Полтавщины, была женщиной набожной и деятельной. На ней прежде всего держалась большая семья (у Гоголя был еще один, умерший ребенком, брат и четыре сестры, о которых он заботился до конца жизни). Она пережила сына на шестнадцать лет и умерла почти восьмидесятилетней. Обычно ее принимали не за мать, а за старшую сестру Гоголя.

Большую роль в судьбе семьи сыграл дальний родственник, богатый сосед, бывший министр Д. П. Трощинский. Отец служил у него секретарем. В специально отведенном им флигеле Гоголи проводили много времени.

Но в десять лет ребенок покинул теплый дом, где был всеобщим любимцем. В 1819 году Гоголь поступает в Полтавское уездное училище, а через два года – в только что открывшуюся Нежинскую гимназию. С этого времени начинается его постоянная кочевая жизнь, и это кочевье остановит только смерть.

Гоголевская гимназия была не похожа на пушкинский привилегированный Царскосельский лицей или лермонтовский Благородный пансион при Московском университете. Даже классные журналы заполнялись с ошибками. Учитель русской словесности задержался где-то в XVIII веке. Он больше всего ценил Державина и Хераскова, а Пушкина презирал и не знал настолько, что правил его стихи, которые гимназисты в шутку подавали учителю, выдавая за свои.