В один из таких вечеров Гитлер произнес фразу, которую присутствующие накрепко запомнили: «Нам повезло, что в Германии есть такие дамы, как Лил Даговер[24], Ольга Чехова и Тиана Лемниц[25]». И все сделали соответствующие выводы. Позже фюрер уточнил: «…Строго следовать протоколу – для многих сущее наказание. Если хотя бы хватило ума сделать так, чтобы лицо, прибывшее с официальным визитом, за столом сидело рядом с поистине очаровательной дамой, владеющей… языком».
С тех пор никто не выказывал недоумения, видя в качестве постоянной спутницы фюрера на приемах, банкетах, театральных премьерах и прочих мероприятиях государственную актрису рейха Ольгу Чехову. Даже специальный посланник дуче, шеф итальянского МИДа граф Чиано не возражал против того, чтобы официальный прием в его честь задержали до тех пор, пока фрау Чехова не появилась в зале…
Конечно, почетное звание ласкало самолюбие, придавало весомый официальный статус. Но и – что немаловажно – давало право его обладателю рассчитывать на то, чтобы оказаться в сверхсекретном «списке Рейнхардта» (государственного секретаря имперского министерства финансов), предусматривающем счастливчикам, заклейменным свастикой, все прелести безоблачного бытия.
В частности, по особому распоряжению фюрера наиболее лояльным деятелям культуры предоставлялась гибкая система налогообложения, льготы и прочие блага. Решение Гитлера поддерживать публичных персон имело особый, стратегический характер. Он стремился к самым тесным контактам с влиятельными, диктующими тон в общественном мнении представителями интеллектуальной элиты. Правда, подарки фаворитам рейхсканцлер раздавал отнюдь не бескорыстно.
Все это давало повод злокозненным европейским историкам, внимательно следящим за нюансами внутренней политики в Германии, нахально сравнивать Гитлера с Людовиком ХIV, королем-солнце. Но это сравнение только льстило фюреру. Он знал о том, что этот монарх господствовал более 70 лет и именно при нем Франция достигла наибольшего могущества.
Только Геббельс, как и прежде, все норовил подыскать любой подходящий повод, чтобы поддеть Чехову. Заметив, что фрау Ольга разъезжает по Берлину на подержанном «Паккарде», через третьих лиц он передал ей свое мнение: «Не пристало государственной актрисе рейха пользоваться авто иностранного производства. Настало время, когда в Германии все должно быть немецким».
Через тех же «посредников» Чехова попросила сообщить герру рейсхминистру, что у государственной актрисы, увы, нет средств на приобретение «Мерседеса», но она с радостью пересядет на любую иную немецкую машину представительского класса, если правительство Германии соблаговолит подарить таковую своей государственной актрисе.
– Не играй с огнем, – советовали Ольге друзья.
Но она обожала опасные игры.
Не слишком часто, как хотелось бы, но Ольга время от времени также удостаивалась чести оказаться в числе приглашенных на «личную гору» фюрера.
– Знаешь, Олли, какой в твоей жизни был самый мудрый поступок? То, что ты удрала из этой нищей России и перебралась в Германию, это, конечно, гениально, ты – молодец. Но! – Ева многозначительно подняла указательный пальчик. – Главной твоей победой стало то, что тебя в свое время не соблазнил Голливуд, не прельстили американские доллары, как эту продажную предательницу нации Марлен Дитрих[26], и ты вернулась на родину.
– Ты думаешь, Ева? – искоса взглянула на подругу Чехова.
– Я? Нет! – взмахнула кудряшками Ева Браун. – То есть, конечно, да. Но так считают многие большие люди в рейхе. И, прежде всего, Адольф Гитлер. Ты продемонстрировала истинный патриотизм, раз и навсегда избрала Дойчланд и этим подкупила всех. Тебе даже простили русское происхождение…
Ольга нахмурилась: «Сколько раз тебе повторять, я – чистокровная немка, арийка! Точно такая же, как и ты. Пойми, милочка, немцы могут рождаться где угодно, хоть в Африке, хоть в Полинезии, хоть в Сибири, но всегда и везде они остаются немцами. Запомни это раз и навсегда».
– Ладно тебе, не злись. Давай лучше выпьем кофе с ликером. У меня есть итальянский. Ну и покурим заодно.
– С удовольствием.
Кофе с ликером означало смену темы затянувшейся беседы. Хотя разговаривать с Браун на политические темы было совершенно бесполезно. Она рассуждала как ребенок и пользовалась идеологическими шаблонами похлеще любого пропагандиста, ибо слушала их каждодневно, и не по радио, а непосредственно из уст тех, кто их придумывал. А вот посудачить, посплетничать, поболтать о невинных женских секретах…
– Я познакомилась со своим первым мужем Мишей, когда мне было всего семнадцать. Совсем девчонкой приехала покорять Москву, ее сцену, а покорила лишь двух кузенов…