Клан

– Люк, – позвал Аарон нетвердым голосом. – Ты чего?

– Драпать намылился, – ответил Папа. – Верно? Хочет нас бросить. Бога бросить.

Сердце Люка билось о ребра так сильно, что ему казалось, будто его слышат все, несмотря на двигатель. Дыхание ровно вырывалось изо рта, когда он медленно опустил руку на рычаг коробки передач и выдернул его из нейтралки, твердо держа ногу на тормозах. Машина покачнулась. Двигатель начал давиться, и на один леденящий кровь миг Люку казалось, что он заглохнет. Но тот кашлянул и продолжил урчать.

– Далеко не уйдешь, парень.

Люк знал, что он прав. Но он и не собирался далеко.

– Ну-тка, вырубай движок и выходи, потолкуем лицом к лицу.

Глаза отца не отражали свет, но Люк наклонился вперед, чтобы всмотреться в них. Теперь он одолел страх, в его венах горел адреналин, плескаясь о мозг и подталкивая через границу места, от которого он всю жизнь держался подальше, – места, где были похоронены истина и его сестра.

Он надавил второй ногой на газ, не снимая другую с тормоза. Двигатель оглушительно заныл. Дым из выхлопной трубы поднимался вокруг пикапа туманом. Когда отец заговорил, он не слышал слов, но понял смысл по губам.

– Живым не уйдешь.

Слабый намек на улыбку покинул лицо Папы, словно тот тоже понял, что сейчас случится, что должно случиться, если он хочет удержать детей под своей властью. В отличие от доктора, его рука не дрогнула: черная дыра дула целилась в дрожащий овал лица сына.

Со светлой стороны тайного места в разуме Люк услышал шепот сестры и почти почувствовал, как ее духи оглушают его чувства. Мы ошибались, Люк. Он учил нас злу, это мы – грешники.

Проглотив слезы, Люк произнес: «А кто сказал, что я хочу уйти?» – и снял ногу с тормоза. Пикап рванулся вперед, вмиг сокращая расстояние между ним и отцом. Достаточно для молитвы шепотом, мольбы о прощении и чтобы закрыть глаза, на сетчатке которых фарами было выжжено раскаленно-белыми линиями яростное лицо Седого Папы, спускающего курок.

12

– Любишь петь? – спросил Пит, барабаня пальцами по рулю под какую-то воображаемую мелодию. – Батя у меня не любит. Вторая мама – я ее так зову, потому что не она меня родила, – певица хоть куда, да и первая мамка была ничего, а батя и двух нот не пропоет. Сам-то я петь умею, но всегда слова забываю, потому не люблю. Я заместо пения мычу. Для этого слов не нать, – он широко улыбнулся и в очередной раз пожалел, что нужно следить за дорогой: задерживая взгляд на зеркале заднего вида, где отражалась закутанная в одеяло девушка, он слышал серьезный голос доктора Веллмана, который наставлял: «И не смей таращиться на девушку, как сейчас, понял? Ты ей ничем не поможешь, если врежешься в фуру». Так что он ограничился короткими взглядами и подавлял желание ненадолго притормозить, посидеть в тишине и покое и послушать, как девушка дышит, и чтобы ветер на скорости не заползал в окно и не уносил ее запах. Но старый сварливый доктор предупредил его и о задержках, сказал, что она не выживет, если он не поторопится, так что Пит продолжал вести пикап в ночи, пока фары дальнего света вылавливали из темноты серую ленту и желтый шов разметки, время от времени – размазанные останки мелких животных.

Он поверить не мог своей удаче.

Пит уже ожидал от отца поток ругани, особенно когда тот схватил его и едва не закинул в пикап после того, как поймал за подглядыванием за девушкой. Затем Пит следил, как тот напивается, а это ни к чему хорошему не приводило, так что он представлял, что будет хуже. Но, к его удивлению, отец сказал, что жалеет о своих поступках и своем отношении к нему, что хочет все исправить, пока есть время. Пит не верил своим ушам и думал, что это сон, но когда отец встал и неловко обнял его, понял, что все по-настоящему. На отца снизошла перемена, внезапная и неожиданная, как снег зимой. Пит помалкивал, опасаясь, что если откроет рот и ляпнет какую-нибудь глупость, спугнет чудесное превращение. Так что он только сидел рядом с отцом и наслаждался вниманием и заботой, которые видел у других детей и их пап и на которые сам забыл надеяться. Питу это чертовски нравилось – даже несмотря на радость от того, что ему доверили девушку, не терпелось вернуться домой.

Но пока – только Пит, дорога и девушка, и этим он тоже весьма гордился.

«Поезжай к доку Веллману, – сказал ему отец со странным выражением в глазах. – Он знает, что делать. И передай ему, что мне жаль».

Пит слабо понимал, о чем жалеть. В конце концов они поступили правильно. Но ему не хотелось портить новообретенную доброту отца, так что он безмолвно подчинился и погнал к дому доктора. Веллман слегка нервничал, будто ждал торнадо, который сметет его жилье. Он поторопил Пита с девушкой в пикап, почти ничего не сказав, не считая строгих инструкций.

«Вот ее адрес. Слушай внимательно. Отдашь врачам, чтобы они знали, кому звонить. Теперь езжай и ни за что не останавливайся, Пит. Ни за что, понял? Иначе она умрет».