– Да! – взревел мистер Мужланс. – Убейте ее сейчас же!
Я наставила на него пистолет, и толпа замерла.
– Вы будете вечно сожалеть, что не убили меня, – проговорила я.
Горожане притихли, раздумывая над моими словами, пока чувство упущенной возможности растекалось по их жилам.
– Восхитительно! – выдохнул один из работников, опускаясь на траву, чтобы лучше сосредоточиться на странном эмоциональном коктейле, создаваемом ощущением упущенной возможности совершить двойное убийство.
Но я еще не закончила.
– Я собираюсь сообщить о вас Совету жанров и рассказать, как вы пытались убить меня. Вас могут закрыть и разобрать на текст!
Это сразило их насмерть. Все позакрывали глаза и повалились на траву, слабо постанывая.
– Или, может, – добавила я, отступая, – не сообщу.
Сбросив венчальное платье, я повесила его на кладбищенскую ограду и оглянулась. Жители городка с закрытыми глазами лежали на траве, купаясь в мешанине собственных эмоций. Теперь они долго не заскучают.
По дороге к ветеринару, где ждал меня слепой Тень, я подобрала свою куртку и достала Путеводитель. Задание выполнено, хотя агент был на волосок от печального конца. Могла бы справиться получше… и справлюсь, дайте только время. Поблизости раздался негромкий рокочущий голос:
– Что будет со мной? Меня разберут на текст?
Это был Тень.
– Официально – да.
– Понял, – ответил пес. – А неофициально?
Я задумалась на минутку.
– Тебе нравятся кролики?
– Еще бы!
Я достала Путеводитель.
– Вот и хорошо. Дай лапу. Мы отправляемся в Главное кроликонадзорное управление.
Глава 20
Ибб и Обб получают имена. И снова «Кэвершемские высоты»
Прошло два дня. Я только что, как водится, отблевала поутру и снова завалилась в постель, разглядывая бабушкину записку и пытаясь понять, что бы это значило. Там было одно-единственное слово: «Помни». Что помнить-то? Ба еще не вернулась от двора Медичи, и хотя записка могла оказаться плодом бабушкиных «затмений», мне все равно было не по себе. Что-то тут не так. У моей постели на столе лежал набросок привлекательного мужчины лет под сорок. Я понятия не имела, кто это, что выглядело странно, поскольку набросок был сделан мной.
В дверь забарабанили. Это заявился Ибб. В течение недели он становился все более женственным и так преуспел в этом, что в среду целый день проходил, задрав нос. Обб, со своей стороны, постоянно талдычил, что во всем прав и все знает, и дулся, когда я доказывала ему, как он ошибается. И все мы понимали, к чему идет дело.
– Привет, Ибб, – сказала я, кладя листок на стол. – Как дела?
Ибб в ответ дернула молнию и расстегнула комбинезон.
– Гляди! – возбужденно сказала она, демонстрируя грудь.
– Поздравляю, – протянула я, все еще чувствуя себя немного мутно. – Значит, ты – она.
– Я знаю! – воскликнула Ибб, едва сдерживая восторг. – Хочешь увидеть остальное?
– Нет, спасибо, – ответила я. – Я тебе верю.
– Можно позаимствовать у тебя лифчик? – спросила она, поднимая и опуская плечи. – Эти штуки не очень удобны.
– Вряд ли мой тебе подойдет, – торопливо сказала я. – Ты куда крупнее меня.
– Ох, – немного удрученно откликнулась генератка. – А резинки и щетки для волос у тебя не найдется? Ничего не могу поделать с этими патлами. Наверх заберешь – не то, распустишь – опять плохо. Может, подстричься? И я хочу, чтобы они кудрявились!
– Ибб, у тебя чудесные волосы, честное слово.
– Лола, – поправила она меня. – Я хочу, чтобы с нынешней минуты ты называла меня Лола.
– Хорошо, Лола, – сказала я. – Сядь на постель.