– Ничего, оно того стоит. Я вам позвоню.
Я встретилась с мисс Хэвишем и Глашатаем в штабе беллетриции. Глашатай кивнул в знак приветствия и сверился со своей неизменной папкой.
– Похоже, день предстоит поганый, милые дамы.
– Опять в Тарбере что-то?
– Да нет, в «Мэнсфилд-парке».[64] У леди Бертрам сбежал мопс, и его срочно надо заменить.
– Опять? – уточнила Хэвишем. – Это уже шестой. Следила бы она за ним получше.
– Седьмой. Возьмите со склада.
Он обратился ко мне.
– Мисс Хэвишем говорит, что вы готовы сдать практический экзамен и перейти из стажеров в полноправные агенты.
– Готова, – ответила я, на деле понимая, что сказанное никак не соответствует действительности.
– Я в этом уверен, – задумчиво ответил Глашатай, – хотя, по-моему, немного рановато, но мы вынуждены так поступить из-за ухода на пенсию мистера Накадзимы. Я думал, вы еще несколько месяцев походите в стажерах. Что ж, – вздохнул он, – ничего не поделаешь. Я просмотрел список нарядов и подобрал вам задание, на котором вы и пройдете проверку. Это приказ Совета жанров о внутренней отладке сюжета.
Несмотря на природную осторожность, я, к стыду своему, дико обрадовалась возможности испытать свои способности. Куда меня отправят? В Диккенса? В Харди? Может, даже в Шекспира!
– «Тень – пастуший пес», – прочел Глашатай. – Автор – Энид Блайтон. Там нужен хеппи-энд.
– «Тень – пастуший пес», – медленно повторила я, силясь не показать разочарования. – Хорошо. Что я должна сделать?
– Задача очень простая. В настоящий момент Тень ослеп из-за колючей проволоки, так что его никак нельзя продать американскому кинопродюсеру. То, что он еще не продан, это плюс, а что слеп и бесполезен – минус. Нам нужно только, чтобы он каким-нибудь чудесным образом прозрел, когда в следующий раз попадет к ветеринару на странице… – он сверился с папкой, – двести тридцать два.
– И, – осторожно начала я, не желая показывать Глашатаю, насколько я не подготовлена, – какой у нас план?
– Подменить собак, – просто ответил Глашатай. – Все колли выглядят одинаково.
– А как насчет рудиментарной сюжетной памяти? – спросила Хэвишем. – Гладильщики не понадобятся?
– Это в списке работ, – ответил Глашатай, вырывая листок бумаги и протягивая мне. – Вы, разумеется, знаете о гладильщиках все?
– Безусловно! – ответила я.
– Хорошо. Еще вопросы есть?
Я помотала головой.
– Ну и отлично! – воскликнул Глашатай. – Да, еще одно. Брэдшоу расследует смерть Перкииса. Не подготовите ли вы для него отчет как можно быстрее?
– Конечно!
– Ладно…
Он пробормотал себе под нос несколько замечаний о том, что еще надо сделать и ушел.
Как только он отбыл, я обратилась к Хэвишем:
– Вы думаете, я уже готова?
– Четверг, – самым серьезным своим тоном произнесла моя наставница, – послушай меня. В первую очередь беллетриции нужны агенты, которым можно доверять. – Она окинула комнату взглядом. – Порой трудно понять, кому можно верить, кому нет. Иногда до тошноты самоуверенные юнцы вроде тебя становятся последним оплотом против тех, кто хочет причинить Книгомирью зло.
– То есть?
– То есть кончай задавать вопросы и берись за дело: отправляйся на свою первую практику. Понятно?
– Да, мисс Хэвишем.
– Значит, с этим покончено, – сказала она. – Еще вопросы есть?
– Да, – ответила я. – Что такое гладильщик?
– Ты что, не читала Путеводитель?
– Ой, он такой длинный, – заныла я. – Я сверяюсь с ним при каждом удобном случае, но прочла только введение.
– Ну, – сказала она, когда мы перенеслись на склады Уэммика в кулуары Великой библиотеки, – сюжеты обладают чем-то вроде подавленных воспоминаний. И с поразительной легкостью вдруг возвращаются к своему первоначальному течению.
– Как время, – прошептала я, думая об отце.
– Можно и так сказать, – ответила мисс Хэвишем. – Потому на заданиях по внутренней отладке сюжета нам часто приходится использовать гладильщик – дополнительное приспособление, укрепляющее основной сюжет. Как ты знаешь, мы изменили финал конрадовского[65] «Лорда Джима». Первоначально Джим убегает. Слабовато. Мы подумали, что будет лучше, если он сдастся вождю Дорамину, как герой и просил после резни, устроенной Брауном.
– И как, получилось?
– Нет. Вождь все равно простил его. Уж как мы старались! И хамили вождю, и за нос его дергали! После сорок третьей попытки мы отчаялись. Брэдшоу чуть ли волосы на себе не рвал.
– Так что же вы сделали?
– Пришлось ретроспективно убить сына вождя во время резни. Это сработало. После этого вождь со спокойной совестью пристрелил Джима.
Я задумалась на мгновение.
– А как отреагировал Джим на то, что ему придется умереть? – спросила я.
– Да он первый просил об отладке сюжета, – проворчала Хэвишем. – Он считал смерть единственным честным выходом. Но сын вождя, представь себе, не пришел в восторг от такого решения.
– А, – ответила я, подумав, что в Книгомирье на другом конце карандаша жизни порой действительно имеется ластик.
– Итак, дашь фермеру чек на сто фунтов и купишь его свиней по цене вдвое выше рыночной: тогда он не будет нуждаться в деньгах и не станет продавать Тень продюсеру. Понятно? Добрый день, мистер Уэммик.