— Я следила за Павлом, — пробормотала, едва владея губами. — Он внезапно появился в деревне, потом побежал к вам домой и спустился в подземелье. Я шла за ним до самого выворотня, потом опять спустилась в подземный ход…
— А, понятно, — кивнул старик. — Это он приметил, значит, где в прошлый раз выбрался. И дальше что? Вы сюда так след в след и пришли? А где же он?
Ирина легонько мотнула головой куда-то в сторону, но старик ничего не понял, поглощенный внезапной мыслью:
— Как же вы святую мельницу прошли, голуби?!
— Никакой мельницы я не… — начала было Ирина, и тут ее осенило: — Мост! Мост, который встал дыбом! А внизу лежала борона с такими вот зубьями!
— Во-во! — оживился Никифор Иваныч. — Это она и есть: святая мельница над святой бороной.
Кое-как, путаясь в словах, Ирина поведала историю борьбы со святой мельницей. Все это время она исподтишка поглядывала на Сергея, и сердце ее каждый раз болезненно сжималось при виде его недовольно сведенных бровей. Ему все это было безразлично — ее злоключения, и страх, и боль, и угроза смерти, которая в обличье человека шла с ней рядом, держала за руку, заглядывала в лицо безумными глазами…
— Вы знаете, кто такой Павел? — вдруг выпалила Ирина. — Это Стас Торопов, Псих, это убийца, он убил нескольких человек…
— Да, я знаю, — кивнул Сергей, и впервые подобие оживления осветило его хмурое лицо. — Кто бы мог подумать, что мы столкнемся лицом к лицу. Ну, теперь-то он от меня не уйдет!
Какие-то мгновения Ирина ошалело таращилась на него, пока до нее вдруг не дошло, что Сергей еще ничего не знает. Они еще не видели убитого Психа!
Она ничего не могла сказать — только слабо махнула рукой куда-то туда, где, по ее представлениям, находилась усыпальница, ставшая последним приютом Психу, осквернившему покой мертвых.
Дед споро подхватился, поднял повыше свечу и сделал несколько шагов в темноту. Ирине было видно, как он словно бы споткнулся и начал рассматривать что-то, лежащее у его ног. А там лежал труп Психа.
— Неземная си-ила… — донеслось потрясенное восклицание Никифора Иваныча. — Птица-то… птица-то его клюнула!
— Птица? — Сергей вскочил, довольно-таки небрежно выпустив Ирину из объятий, бросился к старику. — Птицы берегися страха ради твоего? Так это она? Стрела?!
— Ну да, тут испокон самострел был навострен, — совершенно спокойно, как будто о самом обыденном деле, сообщил старик. — Ежели кто сыщется такой гораздый, что через святую мельницу пройдет и потайную дверь отыщет, то уж непременно птица его клювом своим — тюк!
— Вот уж верно: за что боролся, на то и напоролся! — ошеломленно пробормотал Сергей.
— А я думаю, с чего это у меня вдруг от души отлегло? — удивленно произнес старик. — То уж было совсем помирать собрался, и вдруг — откуда что взялось?! Ожил! А птица-то уже вылетела, вот оно что… Если бы сей скаженный Пашка ее из клетки не выпустил, пришлось бы мне, старому, тебе отпирать ковчег. Меня она и клюнула бы. Ну а раз так — поживем еще, стало быть!
— То есть как — отпирать? — насторожился Сергей. — Ты хочешь сказать, что показал бы мне сокровища?!
— Твои они, — спокойно сказал дед. — Ты письмо прочел, ты меня сюда принес — твои они. Иди… владей.
Сергей кивнул, слепо оглянулся на Ирину, а потом взял у старика из рук свечу и осторожно пошел к черному гробу.
— А ты, милая, что же? — ласково сказал старик. — Неужто и не глянешь?
Ирина, не отвечая, приникла щекой к земле. Силы у нее опять кончились, и совершенно не хотелось тащиться к каким-то там сокровищам. Павел, то есть Псих, говорил, что она даже не представляет, что ищет. Ну и не представляет, и не надо. Поскорее бы вернулся Сергей…
И он вернулся. Подошел. Встал рядом — тяжело дыша, с потемневшими, расширенными глазами.
Выдохнул только:
— Да-а… — И опять замолчал, уставившись в стену.
Наконец перевел взгляд на старика:
— Слушай, дед… Закрой их обратно, а? Ну, камни эти и крест. Положи как было.
— Окстись! — слабо выдохнул Никифор Иваныч.
— Ты понимаешь… — Голос Сергея звучал виновато. — Ты понимаешь, мне самому они не нужны. Ну что я буду делать с этим Первокрестом? Да он мне руки обожжет. Это клад для России! Могу я его стране отдать? Если да, тогда заберу. Если нет — пусть дальше лежит.
— Ну, тебе виднее, — помолчав, чуть слышно ответил старик. — Забирай для державы! Я только попрощаюсь с ними.
Перекрестившись, он медленно вернулся к гробу.
— Сережа, — прошелестела Ирина, — Сережа…
— Ну? — набычившись, обернулся он. — Будешь меня уговаривать, зря, мол, себе не беру?
— Да ты что! — вяло отмахнулась она. — Я просто хотела сказать… Знаешь, я до последней минуты думала, что Стас Торопов — это ты.
— А, ста-ста-ста, то-то-то! — хмыкнул Сергей. — Понятно. Ну и что ты собиралась со мной, злодеем, делать?
— Ничего. Мне это было совершенно все равно. Если хочешь знать, я тебя за это еще больше…
Она осеклась, и слово, несказанное, но легко угадываемое, повисло между ними, как замершая в полете стрела.
Сергей долго молчал, потом вздохнул.