Кицунэ

– Уважаемая Вера Павловна-сан, – не задумываясь, громко откликнулась кицунэ, умильно сдвинув ушки, – ваш сын и мой господин сейчас вкушает рис. А я беременна! Теперь мне уже можно называть вас мамой?

Каким чудом я не подавился, до сих пор не знают ни джедаи, ни повстанцы, ни имперские штурмовики, ни даже тойдарианцы с крылышками…

– Повесила трубку. Но теперь она точно захочет зайти к нам в гости! Тебя похлопать по спине?

– Гр-р-а…

– Нет-нет, мой благородный Альёша-сан, уверяю тебя, ты вовсе не хочешь меня задушить собственными руками! Поверь, все мамы мечтают о внуках. Она потом даже обрадуется, если…

– Если её инфаркт не хва-ти-ит!

– Не думай о плохом, продолжай вкушать рис.

Да, разумеется, я тут же перезвонил маме. «Абонент вне зоны доступа».

Понятно, значит, в течение десяти минут мне перезвонит папа. И должен признать, на этот раз вряд ли он будет так уж благодушен ко всему, во что я вляпался. А вляпался я в ожившую японскую мифологию, как негр, буквально по самый чернослив!

Но сама причина всего веселья преспокойно сидела рядышком на табурете, попивая зелёный чай и абсолютно ни о чём не парясь. Она сделала своё чёрное дело, дальнейшие действия были оставлены на откуп моей маме. И я, и отец в этих таинственных женских шахматах имели исключительно прикладное значение, самостоятельных ролей нам не давали. А почему? А потому что!

– Альёша-сан, нам надо поговорить.

– О твоей беременности? – фыркнул я.

– Эта тема терпит как минимум ещё десять месяцев.

– Почему не девять?

– Потому что я не беременна, – спокойно парировала кицунэ, поправляя волосы, – но вспомни о том, что ты действительно хотел у меня спросить. Я готова ответить. Спрашивай.

По зрелом размышлении я вдруг понял, что как раз таки ничего выпытывать не хочу. Понимаю, что это звучит глупо, но… Я не хочу знать, почему она появилась в моём городе. Зачем за ней кто-то охотится? Какие тайные, закулисные договорённости связывают её японскую семью с могущественными кланами нэко? Имеют ли в этих играх место древние боги? Да не важно…

Я хочу совсем другого! Не вопросов и выяснения отношений, а чтобы просто эта странная девушка с лисьими ушками и хвостом навсегда оставалась рядом. Тут, а не где-то там.

– Ты какой-то неправильный мужчина. Не задаёшь вопросов, принимаешь такой, какая я есть. Да что с тобой не так?

Понятия не имею. Увы, хотел бы помочь, это же в первую очередь в моих собственных интересах, да? Я потянулся за блокнотом, как за единственным спасательным кругом, который никогда ещё меня не подводил. Как говорила моя классная руководительница в Полиграфическом институте, каждый вечер рисуй тушью десять набросков того, что ты видел за день. Не думай, а рисуй!

Лучше больше, чем меньше. И память тренируется, и воображение, и рука. Это хороший способ, проверено на себе. Первый семестр я закончил с четырьмя двойками, и меня бы выгнали на фиг, если бы мой педагог не ушёл на повышение квалификации и на полгода её заменил случайный знакомый из союза художников. Он орал на меня матом, отнимал кисть, выкидывал мою палитру, грубо лез в мои рисунки, но тем не менее к концу года все мои двойки вдруг стали тройками, а тройки четвёрками. Я сам впервые поверил, что тоже могу рисовать…

Мияко подвинула тонким пальчиком блокнот и пересела на край дивана, разворачиваясь ко мне в три четверти. Она откинула за спину роскошные длинные волосы и выпрямила спинку, подчёркивая грудь. В общем, если бы эта красавица решила зарабатывать натурщицей у Шилова или Зураба Церетели, то купила бы квартиру в Москве за три сеанса! Хотя нет, у Церетели не надо, видел я, как он рисует девушек – волосы на ногах дыбом и не уснёшь потом…

Сначала я пользовался обычной гелиевой ручкой, потом взял тушь и кисть, а следом перешёл на цветные карандаши. Мияко позировала так, словно её этому учили, она отлично держала позу, понимала, когда можно шевелиться, а когда нет, но самое главное, она была изумительно пластична и гармонична в каждом движении.

Ей не приходилось ничего объяснять, типа «закиньте руки за голову, локоть в бок, левое плечо выше, нет, не это, другое левое, закройте глаза, закройте, а не жмурьтесь, уверяю вас, что ничего такого неприличного не видно…». Кицунэ оказалась воплощённой мечтой художника.

Примерно через час мы вместе перебирали мои рисунки. У лисы оказался хороший вкус, по крайней мере она абсолютно точно указала на три наброска, которые я бы и сам выбрал.

– Но не вздумай сжигать остальные, они мои!

– Ты можешь забрать себе их все.

– Могу, – важно согласилась она и вдруг, изогнувшись, пяткой почесала за ухом, – но я хочу, чтоб они висели у нас на стенах. У тебя есть рамки?

Ответить я не успел, хотя да, рамки под графику были. Раздался сигнал эсэмэски, я невольно бросил взгляд на смартфон, это от папы.

– Лучше прочесть. «Бежать поздно. Мы поднимаемся. Твоя мама держит меня в заложниках».

Я обернулся к Мияко, но её уже не было на диване, вместо этого по квартире носился размытый японский ураган, сметающий и расставляющий всё, наводя уборку с нереальной для глаза скоростью.