Кисмет

Анна спешит по Моубрей-роуд, затем по Кавендиш-стрит, на переходах ускоряясь до легкого бега. Острые гребни крыш, карнизы и трубы домов отчетливо выделяются на фоне невыразительного белесого неба. Небо дня ее рождения. Анна думает о спящем телефоне в кармане и обо всех эсэмэсках с поздравлениями от мамы, теток, а может, даже и от брата. Среди них будут и вчерашние сообщения от Джеффа, скорее всего с выражением недоумения или беспокойства, но, вероятно, и с упреками. Странно думать, что первое из них он, наверно, послал стоя на платформе, через несколько минут после ее побега, и с тех пор сообщение терпеливо ждет, когда его прочтут. Где оно находилось все это время? Прыгало между антеннами и линиями электропередач, ожидая, пока включится телефон, чтобы радиоволны преобразовались в цифры, буквы, слова, смыслы? В таких раздумьях Анна подходит к станции, шагает по просторному и темному кассовому залу, поднимается к открытой платформе, где видит, что следующий поезд прибудет через три минуты. Именно на это она и надеялась — задержка небольшая, но она как раз успеет купить кофе в киоске, встроенном в здание станции. Первая приятная новость за день.

— Большой американо, — говорит она черному парнишке, выглядывающему из-за за горки кексов и ореховых батончиков. — Двойной.

— Американо уже двойной.

— Знаю. Я хочу еще крепче.

Парень наконец делает, как его просят, и Анна несет наполненный до краев стакан и пригоршню пакетиков с сахаром к краю платформы; поезд придет через минуту. Девушка подходит к стене станционного здания и ставит горячий бумажный стаканчик на покатый карниз заложенного кирпичом окна, бережно откупоривает крышку и встряхивает пакетик с сахаром. На табло появляется сообщение «Поезд прибывает». Анна пытается откусить край пакетика, но он выскальзывает из ее зубов. Она кусает снова, с усилием, пакетик рвется полностью, и сахар сыплется по ее рукам и рукаву на землю.

— Проклятье.

Слышен приближающийся грохот и щелкающий шум, как будто кто-то хлещет плетью по электрическим проводам. Анна снова смотрит на свой кофе: дымящийся стакан словно пульсирует тотемной энергией. Если она справится с этой простой задачей, всё остальное встанет на свои места. Всё зависит от того, сможет ли она аккуратно открыть второй пакетик; это ей удается, и, когда поезд в сопровождении теплого порыва ветра врывается на станцию, Анна сыплет сахар в кофе. Потом мешает напиток деревянной палочкой и прилаживает крышку, но та никак не надевается, а Анна не может сильно давить, поскольку стакан стоит на косом карнизе. Поезд позади нее останавливается, раздается шипение открывающихся дверей. Выбросив крышку, Анна хватает бумажный стакан и поворачивается к вагону, однако двери не там, где она ожидала, а как минимум в десяти метрах слева. Пытаясь сохранять самообладание, она устремляется по платформе, держа дымящийся кофе в вытянутой руке. Но поезд делает предупреждающий гудок, и Анна бросается бегом. Стакан трясется, обжигающая жидкость течет через край и струится по ее пальцам и запястью. Девушка морщится, втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, бросает стакан и резво запрыгивает в вагон, когда двери уже закрываются.

— У вас все хорошо, милочка?

Анна удерживает равновесие, бросает взгляд на седую женщину, которая обращается к ней, и прижимается лицом к окну в тамбуре, глядя на свой брошенный кофе. Поразительно, какой она устроила бедлам: содержимое небольшого стакана растекается по всей платформе, покрывая ее, словно коричневая простыня, расползается ручейками, забирается в швы на асфальте и капает с противоположной стороны. Работник станции в оранжевом жилете с недоумением смотрит на это: что же здесь произошло?

— Вы обожглись?

Анна заверяет пожилую даму, что все в порядке, и смотрит на свою руку — на складке кожи между указательным и большим пальцами розовеет пятно от ожога, и только увидев его, она чувствует жжение. Девушка поднимает глаза: человек в оранжевом жилете, которому придется убирать за ней, печально качает головой; потом поезд отходит от станции и въезжает в темный туннель, и в стекле больше не видно ничего, кроме отражения ее собственного испуганного лица.

Через двадцать минут Анна влетает в вестибюль офисного здания, ее лицо частично спрятано под густой маской нанесенного второпях макияжа. Все три лифта находятся на верхних этажах, и в спешке девушка кидается к лестнице. Она хочет поскорее добраться до своего стола и заняться делом, однако на площадке третьего этажа сталкивается с маленькой, но бесконечно значительной фигурой: Пола в длинном зимнем пальто ожидает лифта.

— Привет! — восклицает Пола, сияя так, словно встреча с Анной поднимает ей настроение на весь день или даже на неделю. — Как дела?

Анна отвечает, что все замечательно, лучше не бывает; в это время со звонком прибывает лифт.

— В самом деле? — говорит Пола, не обращая внимания на лифт. — Ты выглядишь немного…