Кисмет

— А где это мы? — любопытствует Анна, ступая по потертому ковру. Она открывает первую дверь, за которой оказывается темнота, пропитанная густым затхлым запахом. Девушка находит выключатель — в виде медного рычажка, а не пластиковой пластины, — и перед ней появляется квадратная комната с бильярдным столом посередине и живописными портретами аристократов прошлых веков в белых париках.

— Веришь или нет, — произносит позади Анны Джефф, — но мы находимся в спортклубе для сотрудников Управления налоговых сборов.

Он ведет девушку в соседние помещения — зал для игры в пинг-понг, огороженный корт и — pièce de résistance[19] — тир, который кажется Анне больше похожим на боулинг-клуб. Джефф объясняет, что раньше все госслужбы располагались в Сомерсет-хаус, а когда десять лет назад Налоговое управление переехало на Уайтхолл, у некоторых старых сотрудников не хватило духу оставить этот клуб.

— Меня однажды осаждала налоговая, — Джефф выходит назад в коридор. — Когда я вернулся в Британию и собирался обустроиться здесь, мне предъявили возмутительные обвинения в уклонении от уплаты налогов. Тогда я побольше разведал о них и узнал об этом месте. Это было поэтично — днем сражаться с ними в суде, а вечером пользоваться их парилкой. Пойдем, покажу тебе свой любимый вид времяпрепровождения.

Последнее помещение по коридору — комната отдыха с креслами вокруг низких столиков, с теснящимися на стенах картинами и толстым ковром, в котором ноги утопают по щиколотку. Джефф берет из буфета графин и наливает янтарную жидкость в два стакана для вина. Анна отхлебывает — золотой напиток жгуче целует ее губы — и медленно идет в противоположный конец комнаты, где останавливается перед портретом лысого мужчины с красными щеками и лоснящейся розовой головой, навсегда вперившего в зрителя свирепый взгляд.

— Интересное место, — замечает Анна, повышая голос, чтобы Джефф услышал ее в другом конце помещения. — Ты мне угодил.

— Ничего особенного. В Лондоне полно таких мест.

— В самом деле?

— Не только в Лондоне, во всех крупных городах. Да и в жизни они встречаются на каждом шагу. Сокровища повсюду, надо только знать, где искать.

Анна отходит к стене и рассматривает изображение кроткого человека в красной мантии, который смиренно смотрит вниз и вправо, словно вглядывается в самую суть вещей.

— Сокровища повсюду, — повторяет Анна, передразнивая голос Джеффа, и смеется.

— Я не имею в виду какую-то экзотику, — отвечает Джефф. — Просто я считаю, что людям навязывают определенный образ жизни. Только подумай: каждый день ты проходишь на улице мимо женщин, которые искренне убеждены, что не могут испытывать оргазм. Или им не суждено стать счастливыми.

Слово «оргазм» звучит многообещающе; Анна поворачивается, но видит только затылок Джеффа, рассматривающего картину.

— Это не потому, что люди не хотят быть счастливыми, — возражает Анна, — или испытывать оргазм.

— Я знаю. Но беда в том, что они твердо уверены, будто причина в их недостатках. А она в господствующей идеологии, — Джефф продолжает ораторствовать перед картиной, утверждая, что это явление приобрело повальный характер, особенно среди людей ее возраста. — Я встречаю людей от двадцати до тридцати лет, считающих, что жизнь уже окончена. Они сокрушаются: «Жаль, я этого не сделал», «Жаль, я того не повидал». Им невдомек, что, если они недовольны своей жизнью, то могут изменить ее. Вот почему многие молодые люди принимают наркотики.

Анна снова упирает взгляд в стриженые волосы у него на затылке; на этот раз он оборачивается и встречает ее взгляд.

— Не только поэтому, — роняет Анна, думая о своих таблетках.

— Пойми меня правильно, — говорит Джефф. — Я не ханжа. Раньше я тоже их принимал. Но я считаю это пошлым. Вся эта химия облегчает доступ к тому, что и так находится у человека в мозгу. Наркотические галлюцинации не безумнее, чем сны, которые мы видим почти каждую ночь. Всё в нашей голове. Радость, запас энергии, сумасшествие — всё там.

Анна принимает таблетки, просто чтобы чувствовать себя нормальной, и теперь начинает этого стыдиться. У нее возникает страстное желание защитить себя.

— А ты точно так считаешь или просто напился? — язвительно вворачивает она.

Джефф улыбается.

— Меткое замечание, — отвечает он, грустно смотрит в свой стакан — то же самое делает и Анна, — и, борясь с собой, очевидно сопротивляется порыву сделать очередной глоток. Она чувствует, что задела его за живое, и хочет быть доброй с ним и загладить свою неделикатность.

— Что же, ты британец, — произносит она. — Вся наша жизнь построена на выпивке.

— Это правда, — Джефф снова поворачивается к картине и начинает другую речь: если уж считать, что национальность определяет человека, то жизнь за границей сделала его еще большим британцем, а не наоборот. Он крутит рукой, словно объясняя это давно отошедшему в мир иной кавалеру на портрете, и у Анны мелькает шаловливая мысль. Она потихоньку ставит стакан на стол и, пока он говорит, выходит в коридор.