Киров

Но заведующего типографией заботила не только техника. Он обращал внимание и на содержание, на язык листовок. Некоторые томские комитетчики писали отлично. Однако Сергей Миронович еще прежде приметил — иные листовки не очень-то понятны для малограмотных или тех, кто далек от общественной жизни.

По его мнению, с наброском каждой листовки следовало знакомить рабочих-подпольщиков на коротких собраниях, «летучках», советуясь, что изменить, убрать, добавить. Непривычный способ одобрили, постепенно его перенимали в разных городах, а в Томске он утвердился сразу. Все-таки приносимые в типографию рукописи, случалось, огорчали Сергея Мироновича.

— Мимо души…

Сообща с товарищами он черкал-исправлял принесенное. Верный усвоенному с детства — двадцать раз переделаю, лишь бы было хорошо, — неутомимо искал меткие слова, волновался, ерошил волосы, отчего товарищи пошучивали, будто их заведующий пишет не ручкой, а всей пятерней. После того как партийный комитет принимал исправления, рукопись шла в набор.

Теперь уже не проследить, что именно привнес Сергей Миронович в эти листовки, да и почти все они потеряны. Но сохранившиеся хороши и, вероятно, не могли не брать за душу, судя хотя бы по отрывкам из листовки, обращенной к солдатам:

«Не увидеть тебе больше ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. Забудь их, солдат, не вспоминай.

Забудь своих братьев и сестер. Забудь родных и товарищей. Они с голоду умирать будут, они в рубище ходить будут. Забудь, солдат. Помни, ты на смерть идешь.

Забудь поля родные, и двор, и дом. Не увидеть тебе их больше… Помни, ты идешь на службу царскую. Вырви грусть из души своей. Вырви жалость. Все дорогое выбрось из памяти. Любил ты кого? — Забудь! Твоя милая другого полюбит, твою милую другие любить будут. Не веришь? Постой, коли бедна она, любовь ее за деньги купят…

Помещики, фабриканты, купцы — все, у кого богатство есть и связи, те дома останутся. Они и над сестрами твоими надругаются. Им жизнь всласть. А ты иди — тебе умереть надо.

Иди, солдат, и не оглядывайся!..

Сердца добрые порывы и жизни радость, к счастью трепетное стремление и любовь, всю душу свою уничтожь, не нужна она! Царю только тело твое нужно: нужны твои руки, чтобы убивать японцев, нужна твоя грудь, чтобы подставлять ее под вражеские пули».

Дальше:

«Ведут тебя на японского крестьянина, ведут тебя и на собственного брата — мужика или рабочего. Ведут усмирять народ. Когда ты ружье подымешь к прицелу, помни, в твоей деревне или в твоем родном городе такой же, как и ты, солдат в это время, быть может, ружье подымает на твоего родного отца и брата! Если все же рука твоя не дрогнет — стреляй!..

Стреляй, солдат! Отцу и брату стреляй в глаза, матери и сестрам — в сердце! Чтобы не видели глаза отцовские, на кого ты руку подымаешь. Чтобы не болело сердце материнское о том, до чего пришлось дожить.

Убивай, солдат! Подымай на штык жен беззащитных и детей! Такова воля царская…

Стон и плач идут по всей русской земле. Солдат, ты слышишь ли? То плачут жертвы царской расправы, то стонет народ под рабским ярмом. В госпиталях лежат окровавленные тела — не враг их изранил, а рабочие руки русского солдата.

Вдумайся, солдат! Кто твой враг и где он?..»

Типография в Лесном переулке благодаря Сергею Мироновичу проделала невероятно много, выпустив за несколько недель десятки тысяч злободневных листовок. Они расходились по всей Сибири, проникали в воинские эшелоны, в окопы Маньчжурии.

Все это было лишь разбегом. Основные же издательские замыслы не привелось исполнить. Из тщательно оберегаемой глуши Лесного переулка Сергея Мироновича вырвала беда.

6

Беду принес Гутовский, который звался еще Симоновым, Газом, Маевским, Седоком и так далее. Одаренный, смелый, неутомимый, он мог служить олицетворением подпольщика. Ничто не предвещало его падения, как падение не предвещало впоследствии позднего раскаяния и трагической смерти Викентия Аницетовича Гутовского.

Он был одним из руководителей Сибирского союза РСДРП. Побывав за границей как представитель этого союза, Симонов-Гутовский втихомолку связался там с меньшевиками, а с Лениным даже не увиделся, оставив ему послание. Обзывая меньшевиков анархистами и дезорганизаторами, Симонов тем не менее домогался перемирия с ними, противореча собственному суждению о них.

Владимир Ильич подробно ответил Сибирскому союзу, растолковывая Гутовскому-Симонову пагубность его домогательств. Написала в Томск также Надежда Константиновна Крупская, обеспокоенная странной двойственностью сибирского представителя. Оба письма исчезли. Утаил их Гутовский или нет — неизвестно. Во всяком случае, он ни о своем лицемерном послании Ленину, ни о своих связях с меньшевиками сибирякам не говорил и по-прежнему считался большевиком.

А весной 1905 года он с мандатом в Лондон, на III съезд партии, самовольно, по-дезертирски отправился в Женеву, где собрались меньшевики. Они отблагодарили перебежчика, избрав его членом своего ЦК, так называемой организационной комиссии.