Киров

Семью он потерял, с женой его соединила только могила. Промаявшись в скитаниях четверть века, Мирон Иванович вернулся в Уржум глубоким стариком, непьющим, молчаливым, больным. Вскоре он умер. Его похоронили рядом с Екатериной Кузьминичной.

3

27 (15) марта 1886 года в трудной, еще не распавшейся тогда семье Костриковых родился предпоследний ребенок, Сергей.

Воспоминания уржумцев застают его светлорусым, кареглазым малышом, который почти всегда улыбается и всему удивляется. Мир его был не просторней того, что видно в нижние стекла окон, выходящих на немощеную Полстоваловскую улицу. А дома ему нисколько не мешали ни бедность, прущая из всех щелей, ни теснота, ни сырость, ни грязь, ни спертый воздух от прелых портянок, махорочного дыма и сивушных испарений, когда пускали на ночлег крестьян. Пока что донимало одно — пьяные ласки отца, пугающие ласки, от которых мать научила прятаться. Съежившись, Сережа забивался в дальний темный уголок на огромной русской печи или на полатях.

Непоседливый крепыш, он был резв и ловок. До самой осени пропадал целыми днями во дворе или за воротами. Возводил с лучшим своим другом Саней запруды и крепости из песка и глины, играл в горелки, городки и лапту, бегал на Уржумку, на впадающую в нее Шинерку или к мельничному пруду. Научился плавать, ловить рыбу.

Саня Самарцев был года на два старше. Он пошел в школу. Сережа упрашивал, чтобы и его туда отдали. Не упросил. Зато не отходил от Сани, пока тот, делая уроки, сидел над букварем. Сережа наловчился писать несколько букв и, к огорчению матери, выводил их то углем на стенах, то гвоздем на печи.

Всё.

Беспечная пора детства оборвалась — тяжело захворала мать, Екатерина Кузьминична.

Ей одной трудно было управиться с домом и крестьянским хозяйством. Чтобы прокормить троих выживших детей — Анюту, Сережу и Лизу, мать, не возобновляя аренды на землю, нанималась в поденщицы к чиновникам и купцам. Шила у них, стирала, мыла полы.

Полоская белье на Уржумке, мать простудилась, слегла. Однако это была не обычная простуда, а вспышка давно подкравшейся чахотки.

Прикованной к постели Екатерине Кузьминичне — Кузьмовне, как звали ее окружающие, — помогали соседки. Кто обед приготовит, кто дров своих принесет и печь натопит, кто малышей выкупает. Потом в дом переселилась бабушка Меланья Авдеевна. Врач, Николай Васильевич Чемоданов наведывался почти каждый день и частенько присылал еду.

Когда мать слегла, Сережа стал неузнаваем. Лишь изредка, забывая обо всем, резвился на улице. А дома ни игр, ни суетливой возни, ни бессчетных расспросов о том, о сем, которыми прежде донимал стар ших. Замыкался, думал какую-то свою думу и, свернувшись калачиком, молча посматривал с печи на мать. Екатерина Кузьминична лежала в кухне за печью, в деревянной кровати.

Месяцев восемь спустя, зимним утром, соседка, хлопотавшая на кухне, вдруг закричала:

— Ребята, мать помирает!..

Все трое сорвались с полатей. Им велели стать на колени у божницы, перед иконой, освещенной мерцающей лампадкой.

К вечеру Екатерина Кузьминична скончалась.

Сереже было тогда семь лет.

4

Дома будто ничего не изменилось. В горнице, посредине и под окнами, стояли два стола, покрытые скатертями, и четыре тяжелых стула. В переднем углу, под образами, — треугольный столик. Летом на нем белели в стаканчике лилии. На подоконниках, в горшках, еще цветы. Шкаф для посуды с застекленными дверцами и тремя выдвижными ящиками. В тесной кухне кровать матери, залавок, где держали хлеб, соль, ложки, глиняные чашки. Возле печной топки на скамеечке блестели толстыми боками самовар и медная корчага для воды.

Ничего будто не изменилось, и все, все напоминало о матери. Сережа, хотя зима в том году выдалась суровая, часто уходил куда-то без Сани, один. Где бывал, трудно сказать. Его видели у знакомых матери, у одной, другой, третьей. С шапчонкой в руках молча посидит, прислушиваясь к разговорам взрослых, и молча же простится, кивнув головой. Дома при нем даже произнести имя матери было нельзя. Он удирал в чем был во двор, на мороз.

Горевала и бабушка Меланья Авдеевна. За мужа, солдата, она получала жалкую пенсию, трешку в месяц. Считанные рубли приносили квартиранты. Бабушку тревожило, как прожить вчетвером на такие крохи. Ее надоумили отдать внучат в приют, «дом призрения малолетних детей».

После гибели Кирова писали, будто Меланья Авдеевна обивала пороги благотворителей, а они, бездушные, не внимали ее мольбам. Неправда это.

Председателем совета Уржумского благотворительного общества был акцизный надзиратель Виктор Федорович Польнер. Вместе с женой Августой Густавовной, членом совета, они бескорыстно делали много добра, что неопровержимо подтверждают документы. В совет входили также помощник Польнера по службе в акцизе Николай Александрович Шляпников и делопроизводитель, чиновник из крестьян, Иван Яковлевич Перевозчиков.