Кирилл и Мефодий

Императрицы не было: она всю ночь не смыкала глаз у постели больного и с восходом солнца ушла к себе вздремнуть. Лев знал о ее привязанности к отцу и ломал себе голову над тем, как воспримет она его тайные планы. Отец давно определил в наследники старшего брата, что было известно и матери, но Лев не желал мириться с этим. Если отец скончается до возвращения брата, Лев не будет ждать ни минуты. Он тут же объявит себя василевсом — царский хрисовул был уже написан от имени Василия, и под ним стояла его золотая печать. Василий отдавал по божьей и своей воле заботы о государстве в руки Льва Философа и объявлял его своим наследником и василевсом.

Все было подготовлено тайно. Кроме императорского асикрита, никто не знал о существовании указа. Он был спрятан в соседней комнате, в ящике массивного стола, где василевс обычно хранил секретные письма. Императорский асикрит положил его туда сразу после того, как Василию внезапно стало плохо. Он сидел на широком позолоченном троне и диктовал распоряжения для старшего сына. Советовал ему не вступать в открытый бой с пиратами и не задерживаться там слишком долго. «И надейся на свой ум, потому что ум — это рука, которая направляет меч, чтобы пожать плоды победы...» После этих слов наступила долгая пауза, которая озадачила асикрита. Он ждал продолжения, но василевс молчал. Столь долгое молчание смутило его, ведь у Василия был острый ум и ясная мысль. Асикрит поднял голову и испугался: Василий выгнулся, его длинные ноги вытянулись, глаза закатились так, что белки светились в сумраке комнаты, а из широко открытого рта струей текла слюна. Асикрит выбежал в коридор, и первым, кого он встретил, был Лев. Сын будто ждал за дверью. Убедившись, что василевс без сознания, они тут же поставили императорскую печать под фальшивым указом и положили его в железный ящик стола...

Лев смотрел на черных пиявок, облепивших тело отца, и непрестанно думал о том, с чего начать. Кто будет тот, кому первым надо увидеть указ? Хорошо бы созвать приближенных василевса: если они сами откроют шкатулку, то не возникнет сомнений и слухов. Слухи-то, конечно, будут! Как бы ни было все законно и правильно, ты не можешь заткнуть рог молве. Если бы обошлось без слухов, он бы очень удивился. Лев встал, подошел к Стефану и легонько подтолкнул его к двери.

— Иди, не мучайся... Он будет жить... Так легко он не сдастся... Иди! — Отведя заплаканного брата в соседнюю комнату, он быстро вернулся, ступая легко, как кошка. Он усиленно соображал, как бы выпроводить лекарей. Их сосредоточенные, серьезные лица раздражали его. Пиявки были похожи на куски тины на белом теле отца и вызывали тошноту. Лев прислонился к окну и посмотрел во двор. Деревья выглядели унылыми и опечаленными. Давно прошло время обеда, но никто не обедал. И только он собрался отправить всех в трапезную, как больной начал икать. Лекари забеспокоились, стали тревожно переглядываться. Вдруг Василий содрогнулся так, что дернулась кровать, вытянулся и затих. Глаза стали на место, веки опустились. Пиявка, присосавшаяся ко лбу, будто осознав бессмысленность своего труда, изогнулась, раньше других оторвалась от кожи и медленно скатилась на белую подушку.

Василия не стало...

Слуги молча засуетились, торопясь убрать омерзительных помощниц лекарей.

И вдруг тишину дворца разорвал вопль. Кричала женщина, которая понимала, что потеряла все.

Лев, император византийский, приказывает... А в сущности, что он должен приказать? Первое его слово как императора должно быть весомым и запоминающимся. Все сейчас ожидают, каким будет его первый шаг. Издаст ли он новый закон, монастырь ли одарит, осужденных ли помилует, храм ли воздвигнет во имя всевышнего, который видит все... Последняя мысль заставила нового василевса вздрогнуть: действительно ли бог видит все? Если бы видел, то разве позволил бы ему таким коварным образом взойти на престол, отобрав его у брата? И все-таки, раз это удалось, значит, бог на его стороне. И убийцы, и подлецы, и дураки занимали этот престол именем всевышнего, а он ни жизни никого не лишал, ни крови не проливал, а только оказался умней остальных. Но ум не для того ли дается человеку, чтобы возвысить его над другими? В этом краю, где рабов и дураков так много, умный должен воссиять, стать для них солнцем во тьме житейской. В огромном небе, помимо мелких звезд, сияют также светила дня и ночи. Лев не раз созерцал небо, пытаясь разгадать их пути. На его столе и сейчас лежат вместе со стихами и желчными эпиграммами неоконченные труды о небесных светилах. Груду древних книг перелистал он, многих предсказателей выслушал, за хвостатыми звездами наблюдал, чтобы открыть путь своей звезды. И она воссияла в огромном небе над столицей Византии. Лев, византийский василевс, по воле божьей приказывает...