Кир Великий. Первый монарх

Выпив вина и расслабившись, магнаты Мараканды толпились вокруг Кира, кланялись ему как своему царю, клялись возвести для него дворец из нефрита и халцедона и выделить для его казны десять талантов серебра, а для его удовольствий лучших благородных дев. Кир поблагодарил их за добрые намерения, но вместо этого попросил найти для него тысячу двугорбых верблюдов, тысячу повозок с волами, тысячу мастеровых и столько же храбрых молодых воинов. Все это, сказал он, поможет ему в работе, которую он хочет сделать для Мараканды.

Со своей стороны он сделал Мараканду главным городом новой сатрапии — Согды. Так с древних времен называлась обширная территория между двумя восточными реками, Морской рекой и Песчаной рекой. Сатрапом он назначил одного из согдиан. Здесь, на востоке, как и в случае с Виштаспой, он оставлял управление в руках знатного местного жителя. На западе он заменил Астиага, Креза и других преданными ему персами, мидянами и армянами.

— Несколько дней назад, — сказал он маракандской знати, — вы обратились ко мне с просьбой помочь защитить стены вашего города. Теперь я передвину вашу границу на север на расстояние одного месяца пути. С этого времени вы сможете мирно вести вашу торговлю, что, как я думаю, вы способны делать лучше всего прочего.

Купцам Согды эта идея показалась очень нестандартной — переместить подальше их врагов-кочевников и тем самым защитить стены и караванные пути. Втайне они сомневались, что персидский царь сможет сделать что-либо в таком духе, но за год он это сделал. Он заставил все поселения кочевников перебраться на север, за естественную преграду широкого Арала и Сырдарьи, Песчаной реки. Эта река начинала быстрый бег с высокой гряды рядом с Маракандой и через шестьсот миль впадала в Арал. Кочевники никогда не смогли бы навести переправу через такое водное препятствие, а их переправе через реку на плотах или надутых шкурах животных можно было помешать. Чтобы постоянно наблюдать за Сырдарьей, Кир воздвиг семь фортов, как раз по числу звезд-хранительниц, со станциями смены лошадей по соединявшей их дороге. Как опорную точку новой границы, он построил укрепленный город, названный Городом Кира, или просто Кирой. Эти сторожевые посты должны были подавать ранние предупреждения о набегах и вторжениях, чтобы в Мараканде смогли организовать защиту.

На следующий год после сооружения Киры инженеры закончили укрощение другой реки, Амударьи. При разливе заполнялось озеро за новой каменной дамбой; пять шлюзовых ворот выпускали воду в пять каналов, орошавших поля почти до самого моря. Сатрап Хорезмии контролировал поток воды и собирал налог с поселений, получавших воду. Не будут платить, сказал Кир, не давать воды.

* * *

Затем утром перед отъездом с равнины Кир получил предупреждение. Он проснулся до рассвета, почувствовав чье-то присутствие в шатре, и подумал, что слуга собирает вещи перед дорогой, — Кир всегда отправлялся в путь на рассвете. Рядом с ним не было никакого движения, в полной тишине он мог слышать, как у входа вполголоса переговаривались охранники из его тысячи.

Вскоре он перестал сомневаться, что на фоне стены шатра видит темное пятно. Лежа молча на соломенном ложе, Кир разглядел стоящую фигуру, застывшую на месте. Над укутанным в черные одежды телом выделялось бледное лицо, и Кир набрал в легкие воздух, готовясь криком позвать своих людей. В тот же момент фигура заговорила с ним, произнеся слова, которые он почти не понял. «Второй раз.., принес вред.., ее народу, который не причинял ему вреда».

Сдержанный голос не принадлежал мужчине, он напомнил Киру разгневанную Томирис. Кир подумал о Великой богине и начал подниматься с ложа. Через несколько секунд он уже боролся с напряженным телом, пытаясь поймать размахивающую руку и чувствуя на своем лице горячее, прерывистое дыхание. Кир напрягся и отшвырнул противника от себя. Фигура сразу исчезла. Дыхания не было слышно.

На циновку у его ноги что-то упало. На ощупь он нашел и зажал в руке мягкий металл тяжелого кинжала. Тогда, откинув занавеску, он вышел из палатки и оказался перед двумя охранниками с копьями, с любопытством уставившимися на него.

— Кто вышел отсюда передо мной? — спросил он.

Молодые воины переглянулись, и один застенчиво объяснил, что не было никого, кроме женщины, закутанной в плащ, — красивой женщины с распущенными волосами.

— Вы видели, как она входила?

На этот раз они ответили сразу же:

— Нет, не в нашу смену.

Они перевели глаза на правую руку Кира. При свете ночника он увидел, что сжимал в ней кинжал из темного золота, и пальцами ощутил знакомое изображение Иштар и львицы. Очень давно в Травяном море после убийства Вартана он выбросил этот знак богини. Случилось это после разграбления сарматской гробницы, когда он не посчитался с просьбой принцессы Томирис.

Не дэва богини его навестила; почти наверняка это была сарматская женщина и, возможно, сама Томирис, высказавшая ему в лицо свою ненависть. Она вошла крадучись в последние мгновения темноты, когда лагерь зашевелился. Гнев охватил Кира, и он вскричал: