Кир Великий. Первый монарх

Кир не имел ни малейшего желания править как Ашшурбанипал. Египетские скульпторы, доставившие ему макет образа духа-хранителя, который предполагалось поставить наконец — поскольку отец так этого и не сделал — у входа во дворец, сильно удивились, когда Кир вдребезги разбил о землю глиняный макет. Они изобразили ассирийского духа с четырьмя крыльями и царским венцом, вооруженного, бородатого воина. Такого же Кир видел на руинах города Саргона.

Скульпторы бросились ниц на землю.

— Что же тогда желает Владыка земли? — осмелился прошептать один из них.

— Разве духи носят обувь и короны? Разве им нужен меч, чтобы защищать себя?

— Безусловно, нет.

Кир подумал о своем фраваши, не появлявшемся с ним рядом за все время его путешествия на запад.

— Не верю, чтобы кто-либо из нас видел портрет духа, — заметил он. — Изобразите мне, мои мастера, доброго духа, спускающегося с неба без одежды, свойственной смертным, и без оружия. Клянусь семью звездами, неужели, чтобы изобразить силу, вам нужно изваять кузнечный молот?

— Нет, конечно нет! Как велика мудрость нашего властелина!

Когда Кир ушел, скульпторы постарались, как могли. На белом куске известняка они вырезали странную фигуру: у нее было четыре ассирийских крыла и простое одеяние, ее босые ноги не касались земли, а корону ей заменили поднимавшиеся вверх цветочные стебли, имевшие сходство с египетскими лилиями. Дух вскидывал руки в благословении или молитве. Ничего подобного этой фигуре хранителя двери Кира никогда больше не было создано. (По странной воле судьбы этот хранитель входа уцелел, когда в земле исчезли все Парсагарды, кроме нескольких мраморных мостовых, ступенек и фрагментов колонн. Статуя сохранилась в течение долгих веков, чтобы озадачить археологов современного мира, охарактеризовавших ее как удивительного демона или странный портрет самого Кира.)* * *

Однажды ночью, в самые первые ее часы, Кира охватило безумие.

Он не находил покоя в своем доме. Кассандана ворчала на него, если он появлялся в жилых покоях. Его первая жена потяжелела от еды, ее служанки заполнили все комнаты. Она вся сверкала звездным блеском драгоценностей, но просила его больше думать о царской славе и перевезти все захваченные сокровища в их дом, а для хранения построить специальное, окруженное стеной здание. Хотя Кассандана не упоминала о другой женщине, но она ревновала к дочери Губару, сопровождавшей его в поездках. Будто ненароком она спрашивала, неужели ему так дорог Шушан, что он пренебрегает Парсагардами, городом, где родился его первенец. Чтобы порадовать ее, Кир приказал строителям начать возведение каменной стены на горе вокруг разраставшихся Парсагард.

Камбис тоже утратил сходство с тем мальчиком, который ухаживал за своими пони и гордо отправлялся с Киром на охоту. Теперь Камбису уже было более двадцати лет, и он молча стоял на аудиенциях позади отца. Нервный и раздражительный, он проявлял нетерпение при долгих обсуждениях с участием переводчиков. Воспитанный и образованный иностранными учителями, он мог читать и говорить на основных языках государства — персидском, эламском и арамейском. Он понимал все, о, чем говорилось, хотя Кир замечал, что, принимая решение по проблеме, сын обращался к советникам или записанным законам.

Неожиданно Киру захотелось взять сына в следующую поездку. Путешествуя вдвоем по незнакомым территориям, они смогли бы обмениваться мыслями. А пока он знал о взглядах сына меньше, чем о точке зрения старика Гарпага, находившегося от него на расстоянии тридцати дней пути. Однако Кассандана слезно упросила хранителей закона, и они напомнили Киру, что наследник трона Ахеменидов не может покидать земли царства вместе с отцом.

Тем вечером, когда солнце село, Пастух не встал с трона слоновой кости и не направился, как обычно, ужинать в свою резиденцию. Управляющий с длинным жезлом, украшенным золотой головой орла, проводил придворных к выходу из зала, но, поскольку Ахеменид остался сидеть, многие из них остались ждать снаружи, в портике.

Кир хотел побыть один в зале, после того как последний отблеск заката погас. Однако рабы отложили свои метелки, которыми гоняли мух, и зажгли серебряные маннийские масляные лампы. Пламя заплясало на белых колоннах, поднимавшихся в темноту. В тишине до Кира донесся голос реки. Прошли годы с тех пор, как Ахеменид прислушивался к нему как к голосу Анахиты. Теперь эти звуки говорили лишь о стремительном движении и журчании воды над камнями. Возможно, порождение Вавилона, мудрая Амитис, заняла место танцующей в пене Анахиты.

Кир чувствовал, что в нем происходят перемены, но больше их не понимал.