Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3

«Записка. Князю Урао Као.

Пишу в спешке. Только что меня вызвал Тильви Кумтатон. Дает отделение солдат и посылает с полицейскими к пещере за монастырем. Он получил сведения от полицейского капитана, что в пещере груз. Выезжаю немедленно на полицейских машинах. Особый приказ поймать живьем Па Пуо, который, как они думают, скрывается в пещере. Майор сердит за то, что я отправил солдат на рубиновые копи. К нему только что пришел самолет с двумя взводами из первой дивизии. Вечером будут еще самолеты. В ближайшие дни нам лучше не встречаться».

(Без подписи)

КНЯЗЬ УРАО КАО

Что же, в ответ на мои вылазки враг предпринял меры. Я сидел в библиотеке и держал в руке донесение Боро.

Слуга сказал, что меня хочет видеть отец Фредерик.

Отец Фредерик мог входить ко мне без предупреждения, но не пользовался этим правом, и каждый раз мы разыгрывали небольшую светскую комедию.

– Что привело вас ко мне, мой наставник? – спросил я.

– Вряд ли я имею право считаться твоим наставником, – ответил старый миссионер. – Наставник тот, кто может похвалиться плодами своего труда, – я же не имел возможности уделять внимание твоему образованию, Као. И не таким я хотел тебя видеть.

– Лучше?

– Это субъективный вопрос. Для кого лучше? Наверное, если бы я мог, то создал бы из тебя человека, не годного к реальной роли, которую ты играешь в горах.

– Поясните, отец.

– Понятия добра и зла невероятно разнятся. Ты – смешение двух культур. Твой отец – буддист, он не знал греха и не знал бога, его жизнью руководила карма, накапливавшая сумму деяний для последующего рождения. Твоя мать – христианка, вечно одержимая страхом перед богом, для которой грех очевиден и наказание за него конкретно. Твои подданные буддисты…

– Среди них немало анимистов, – перебил я Фредерика.

– Что бы дало тебе мое воспитание? Груз христианского страха перед богом? Вернее всего – лицемерие.

– Но почему так пессимистично? Я знаю немало случаев…

– Ты забыл о власти и богатстве. Я верю, что ты мог стать неплохим правителем для своего народа, не вторгнись западный мир в твои горы. Но ты не сможешь быть им, потому что ты забыл о буддийском равнодушии к деньгам и власти…

– Много вы знаете буддистов, которые отвечают идеалу?

– Я говорю о психологии вообще. А знаешь ли ты собственный народ? Эти люди для тебя – лишь средство к достижению земных целей. И нет у тебя бога, страх перед которым удерживал бы тебя.

Я видел, что старик взволнован. Его серые щеки порозовели, мешки под глазами, темные от лихорадки, набухли, и я подумал, как близок он к концу своего существования. Старик пытался совратить наш народ в чужую для него веру, и хотя успехи его были невелики, даже то, что удалось, обернулось в конце концов против него самого. Я в более выгодном положении. Я знаю и понимаю белых людей, я умею повелевать моими соотечественниками. Мне удалось потерять на этом пути иллюзии, которые старик называет моральными достоинствами.

– Я хотел сказать о твоей контрабанде наркотиками.

– Что?

– Если бы это была контрабанда, скажем, золотыми часами, я не стал бы вмешиваться – не потому, что я аморален. Я знаю, насколько трудно изменить обычаи гор. Границы здесь условны, и многие племена поделены между соседними странами. Контрабанда извечна. Но контрабанда наркотиками особое дело.

– Почему?

– Потому что этим ты несешь смерть тысячам молодых людей в других странах, ты отравляешь их, бросаешь на дно человеческой жизни ради денег, которых у тебя и без того довольно.

Старик распалялся и являл собой жалкое зрелище. Я не хотел, чтобы его хватил удар в моей библиотеке.

– Слушайте, – сказал я сдержанно, – во-первых, мне нет дела до подонков, которые травят себя. Во-вторых, если я не буду заниматься этим, найдется другой – вы не можете пресечь торговлю наркотиками… И третье – мне мало денег. Мне нужны деньги для освобождения моего народа от власти лигонцев…

– Ах, чепуха… – сказал старик и этим так разгневал меня, что я встал и вышел из комнаты, чтобы не видеть этого дряхлого моралиста.

И, выйдя, я вспомнил, что побудило меня к этому. Нет, не старик. Я должен был отдать распоряжения.

Когда я вернулся через десять минут в библиотеку, остыв и не сердясь более на выжившего из ума отца Фредерика, старика уже не было. Ну ладно, пусть его христианский бог убережет его от инсульта. Я подобрал со стола донесение Боро. Надеюсь, что отец Фредерик достаточно тактичен, чтобы не читать чужих записок.

Я разорвал записку Боро в клочки и сжег в пепельнице.