Кёсем-султан. Заговор

Вид этой кобылки вызвал у Мурада нешуточное раздражение. Да за кого его принимают эти… все эти люди? И даже матушка, наверное… Может, она и подстроила, чтобы его лошадь отличалась смирным нравом и сроду никого не сбрасывала? Желая одного лишь добра – а Кёсем-султан на диво добрая женщина, все знают! – не понимая, как вредит этим будущему султану… Вон, янычары уже ухмыляются криво! Нет, так нельзя. Но что предпринять?

Едва лишь нос лодки коснулся песка, как Мурад спрыгнул на берег. Хмуро, не глядя ни на кого, и уж тем более на конюшего, подошел к одному из янычар. Посмотрел исподлобья, потребовал:

– Слезай с коня, живо!

Янычар удивленно уставился на будущего султана, но ни улыбки, ни единого развязного жеста себе не позволил. Соскочил с коня, как и было велено. Спросил, будет ли господину еще что-либо угодно. Мурад хмыкнул:

– Поводья давай.

Птицей взлетел в седло и лишь тогда позволил себе короткую улыбку. Конь попался норовистый, но не дурной: твердую руку всадника почуял. Попрядал нервно ушами, переступил пару раз и смирился, что седок у него теперь – мальчишка. Но не простой. Будущий султан.

Добрый знак. Может, и Оттоманская Порта в будущем такой же послушной станет?

А янычарам затея Мурада понравилась! По-другому теперь скалятся, не как раньше! Вот что значит – показать себя!

На мальчишку-конюшего Мурад не посмотрел и сейчас. Кажется, тот куда-то делся. Может, Доган или Картал дурака отправили восвояси, а может, он тоже из заговорщиков и понял, что затея его не выгорела, не удалось юному султану под видом смирной кобылки какую-нибудь гадость подсунуть. Второе, конечно, маловероятно, но после покушения Мурад был готов ко всему.

По обе стороны дороги уже томились придворные, ожидающие, когда будущий султан поведет их в мечеть Эйюба. Великий визирь, как положено, был в белоснежных одеяниях, а прочие визири довольствовались зеленым. Многочисленное духовенство обрядилось в фиолетовые халаты, вызывая у Мурада мысли о туче, собравшейся над заливом. Эх, разогнать бы эту тучу, а белые одежды визиря заляпать чем погрязней – тогда бы он стал наконец самим собой: благочестие напоказ, а копни поглубже, так сплошные неблаговидные делишки! Но пока следует потерпеть. Он, Мурад, еще не султан. Ничего, впереди долгая жизнь, наполненная звоном стали и победами!

Дальше рядами выстроились войска. Они будут салютовать, когда будущий султан проедет мимо. Что ни говори, а приятно!

Мурад усмехнулся и тронул коня.

Матушка, скорее всего, уже в мечети, на женской половине. Вообще, ее не должно было быть тут, но она лично попросила сына, и тот не мог устоять против такой просьбы. О чем сейчас, честно говоря, сожалел. Матушка могла бы и во дворце подождать, там ей безопаснее. Не все понимают, сколько Кёсем-султан сделала и для султана, и для Оттоманской Порты. Но раз уж дал слово – надо его держать.

По крайней мере, пока Мурад еще не султан.

Мысль была удивительной, и в первый момент Мурад хотел с гадливостью от нее отмахнуться. Но червячок сомнений продолжал точить древо упрямства, и постепенно Мурад всерьез задумался.

Султан подобен солнцу, сияющему на небесах, а у солнца не спрашивают, почему ему вздумалось скрыться за тучами, – или наоборот, палить вовсю, осушая арыки, заставляя землю трескаться, а хлеб засыхать, не успеют еще колосья подняться. Султан – это лев, который ходит где пожелает и, если ему угодно, отнимает пищу у прочих зверей. Вот что такое султан! Так зачем ему соблюдать клятвы, подобно существам низшим, копошащимся у ног его? Султан должен лишь Аллаху, который единственный ему судья, а более никому! Султан – защитник державы, ее опора, столп из столпов, святыня из святынь! И потому – единственно потому! – ежели султану потребуется для блага державы нарушить слово, то султан не просто может его нарушить, султан обязан освободить себя от клятвы, сковывающей его, как путы связывают пленного сокола! Ибо как сокол не взлетит в небеса, покуда крылья его несвободны, так и султан не в состоянии исполнять свои обязанности, если не властен он над словом своим и над делом своим.

Рассуждения эти затягивали Мурада. И совестно почему-то было думать так, и одновременно сладко. Будто уже примерял он на себя тяжесть, что неизменно падает на плечи султана, и находил ее соразмерной. Да, он способен вынести тяготы правления, ибо лишь скудоумных, вроде дяди Мустафы, ломают они, сильных же закаляют!