Кинжал Зигфрида

Он поторопился во двор, а хозяин особняка достал из внутреннего кармана ключ, с которым не расставался последние десять дней. Замок поддался, и часть содержимого из отдельной ячейки ящика перекочевала на кресло старика. Он положил бесценный груз между колен, прикрыл пледом. Остальное поджег прямо в кладовой – едкий дым поплыл под низким потолком, быстро заполняя помещение. Старик закашлялся.

– Что-то горит? Боже мой…

Серж опрометью кинулся в кладовую, к сгорбившейся в кресле фигуре, и вывез больного на воздух. Тот бессильно пошевелил пальцами, прохрипел:

– В… спальню… лекарство…

– Вызвать врача?

– Нет…

Серж подчинился. Любое волнение могло сейчас стать роковым для старика. Он очень сдал, съежился и дряхлел на глазах.

Приняв пилюли, хозяин особняка жестом попросил оставить его одного.

– Хотите лечь? Я помогу…

Больной сердито нахмурился – у него не было сил спорить. Он упрямо пошевелил пальцами, что означало: «Идите, я сам о себе позабочусь!»

– Я буду в соседней комнате, как только закончу с ящиками, – пообещал молодой человек.

Седовласый господин в знак согласия только закрыл глаза. Он был близок к беспамятству. Но то, что лежало под пледом между его коленями, не давало ему потерять сознание…

Ночью в особняке не спали. В темноте без лишнего шума продолжалась погрузка теперь уже других ящиков – деревянных, обшарпанных – в другой грузовичок. Время от времени измотанный Серж заглядывал в спальню хозяина. Тот дремал в кресле, откинувшись на мягкую спинку с подголовником…

Над Парижем вставал бледный рассвет. В предместьях шли бои. Орудийный гул эхом прокатывался по обезлюдевшим улицам. Ветер носил по мостовым мусор, листы бумаги, какое-то тряпье.

Молодой человек, валясь от усталости, вошел к старику.

– Пора ехать, – громко сказал он.

Больной не откликнулся. В спальне царил беспорядок – вещи были сдвинуты со своих мест, книги разбросаны, дверцы шкафа распахнуты настежь. Плед, накрывавший ноги старика, валялся на полу, рядом с креслом.

Серж, затаив дыхание, наклонился к больному – тот не шевелился, а лицо приобрело восковой цвет и отчужденность смерти.

Молодой человек кинулся к телефону, но связь не работала. В Париж вошли солдаты Третьего рейха. На улице Пюто уже слышалась грубая поступь германских сапог. В воздухе пахло гарью и порохом.

Старик не дожил до этого, чрезмерное усилие и дым, которым он надышался, вызвали обострение болезни. Ночью у него, вероятно, случился второй удар, а Серж, измученный отправкой архива и тяжелой ответственностью, которая легла на его плечи, ничего не заметил. В темноте он даже не обратил внимания на этот разгром…

– Разгром? – переспросил себя молодой человек. – Но кто мог его учинить?

Неужели перед смертью хозяин что-то искал? Как он смог подняться с инвалидного кресла и…

Серж решительно не понимал, что произошло. Хотя… В темноте и суматохе последней ночи кто угодно мог пробраться в дом. Непонятно, зачем? В спальне не хранилось никаких ценностей, все бумаги были в ящиках в подвале и кладовой.

Мародеры! Предчувствуя падение города, они грабят пустые дома, лавки, магазины, аптеки. Может быть, эти негодяи убили старика? Но нет – признаков насильственной смерти на теле незаметно. Пожалуй, больной уже скончался, когда мародеры залезли в спальню. Но почему только в спальню?

Ответить на этот вопрос Сержу помешала автоматная очередь, прозвучавшая совсем близко. Если он хочет повести под венец Мишель, пора уносить ноги.

Глава 18

Москва. Наше время

Разговор с Астрой взбудоражил Леду Куприянову. Приехав в центральный офис, она заперлась в кабинете вице-президента компании, который занимал Неверов. Переворошила все бумаги, открыла сейф. Вспомнила его слова: «Пусть у тебя будут ключи и от кабинета, и от сейфа. На компьютере стоит пароль, но я записал его в твой блокнот. Вдруг пригодится?»

Они полностью доверяли друг другу. Если бы Влад что-то скрывал, она бы почувствовала. Их связывало нечто большее, чем взаимная симпатия и любовь, – их объединяла общая тайна.

– Где же ты? – шептала Леда. – Что с тобой случилось? Отзовись, откликнись, подскажи, как мне быть.

Слезы застилали ей глаза, цифры и буквы расплывались, не хотели открывать свою суть. Если бы она еще что-нибудь смыслила в финансах или контрактах! Если бы слушалась Влада и осваивала бухгалтерию, банковские тонкости и прочие премудрости большого бизнеса! А так – смотри, не смотри в документы или компьютерные файлы – ничего не поймешь.

– В нашей семье делами будешь заниматься ты, – со счастливой улыбкой говорила она Неверову. – Папа не допускал женщин до управления компанией и был прав. Теперь я в этом убедилась.

Влад не возражал, но и не приветствовал это ее равнодушие. Она любила иметь деньги, тратить их, а не зарабатывать.

– Я бы предпочел, чтобы мы вместе принимали серьезные решения, – объяснял он. – Иначе потом у тебя возникнет соблазн обвинять в каждом промахе меня.

– Дорогой, я не сумею. Такая скука эти цифры! Я тебе верю.

– Это ты сейчас так говоришь.