Женевьева с трудом поспевала за Бартом.
– Бартоломью, – крикнула она ему в спину, – это была целиком моя идея. Я уговорила Рафаэля!
– Так я и поверил, – остановился Барт, – целиком твоя. Включая Большую петлю. Вас двоих нельзя надолго оставлять вместе.
Он улыбнулся.
– У тебя шапка набекрень.
Женни поправила вязанную светлую шапку с большим подворотом. «Так, значит, он не меня имел в виду под этим одним, который не задумывается? Или меня?!» Барт ее обнял и чуть ли не простонал:
– Как ты не понимаешь? Я испугался. Не говорю о том, что вдруг мама узнает. У нее сердце больное, да еще что-то с гормонами нашли. Ей только лишних волнений не хватает.
Какие растерянные у него бывают глаза. Женни засопела сочувственно и попыталась успокоить:
– А кто ей скажет? Нас никто не видел.
Она взяла его за руку, они тронулись дальше.
– Я бы не поехала далеко, если бы Рафаэль так уверенно не держался в седле. Он очень ловкий! Так мастерски взнуздал лошадей! Вообще не заметно было, что он колясочник. Как будто так и надо! Я бы без его помощи не забралась на лошадь, а сам он просто взлетел на Кинжала, – оправдывалась она.
Барт вздохнул.
– Это все обманчиво, Женин. Ты его не видела, когда он болеет. Ты не представляешь, как плохо ему может быть.
– Ну я не знаю… Рафаэль такой необычный. С ним чувствуешь, что все, за что он берется, он сделает. Иначе бы он не затевал. Даже с тобой не всегда так.
Это был очень удачный момент. Барт надулся.
– Да куда мне. Даже этот типографский жук обобрал меня, как хотел!
– О! – глаза Женевьевы широко распахнулись.
Через полчаса ласковых слов, нежных поцелуев и горячих заверений, что Бартоломью самый лучший в мире, Барт согласился, что он действительно не так уж плох. Они решили, что когда тому жуку потребуются какие-нибудь услуги Бартоломью, то Барт тоже возьмет с него по полной. Про себя Барт подумал, что не все еще потеряно, может, мэр выделит бюджетные деньги, услышав, как ахают дамы из министерства. А они будут ахать!