Кинжал раздора

Бартоломью взахлеб принялся расписывать ей идею выставки. Распаляясь по ходу рассказа. Он, Женевьева и Рафаэль сделают что-то вроде экспозиции исторического костюма. Из тех платьев, что они нашли в подвале, и тех, что хранятся в сундуке у Мединосов. Сундуки тоже пойдут в дело, не как экспонаты, конечно, а как фон. Это же отдельная – мебельная – тема, а две они не потянут. Платья – то, что надо. Дамы из Министерства культуры и Исторического общества зарыдают от восторга. Жаль, украшений нет. Неважно. Главное, чтоб плакали в присутствии мэра. Он, Барт, все рассчитал. На Рождество выставка будет еще в холле. Мэр скажет речь и споет дифирамбы Медичесам и Мединосам, пожертвовавшим для города и свои материалы, и время, а также приложившим усилия, чтобы организовать экспозицию, которую отметило Министерство культуры. Министерство точно надо подключать: что мэру какое-то Историческое общество. Пусть думает, что их пригласили участвовать в Днях истории и культуры в столице. Достойно представлять Меланьи.

– Он нам предложит оказать всем честь, открыть бал, – заключил Барт, – что мы и сделаем, пока родители будут таять от похвал.

«Ой, я же плохо танцую, – испугалась Женни, которая, конечно, воодушевилась, хотя мало что поняла из его сбивчивой речи. – Придется действительно озаботиться бальным платьем. И туфлями».

– А при чем тут Мединосы? – спросила она.

– Что, нет никакой возможности использовать ваш сундук? – слегка нахмурился Барт.

– Почему? Надо позвонить тете. Если не рассказывать ей подробности, то она наверняка согласится, – раздумывала вслух Женни. – Только это имущество не Мединосов. Это тете досталось от ее мамы, моей бабушки.

– Бабушка – жена Мединоса или нет? – возмутился Барт. – Увяжем как-нибудь. Звони ей. А завтра… Нет, завтра не могу. Послезавтра в пять встречаемся втроем в Большом бальном зале. Как раз закончу с зеркалами. Обсудим все спокойно. А что это у тебя такое? – заметил Барт папку в ее руках.

– Маленький дедушка вспомнил, что у него есть еще одно письмо, кажется, оно имеет отношение к гостям, но косвенное.

– Замечательно! – Барт было потянулся к папке, но передумал: не хотелось объяснять дома, что и откуда он принес. – Захвати послезавтра с собой, Рафаэль обрадуется.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила Женни.

«Что же я ему говорю такие глупости, совсем не к месту и не вовремя?»

– Люблю, – серьезно ответил Барт.

Ему хотелось ее поцеловать, но, оглянувшись на замок, он ласково провел ладонью по ее нежной щеке и побежал домой.

Женни стояла и смотрела ему вслед. Барт неловко поскользнулся на мокрой глине холма и чуть не упал, коснувшись рукой земли. Ее неожиданно умилила его неуклюжесть. Однако, посмотрев на папку в своей руке, Женни решила, что, пожалуй, хорошо, что он не взял документ с собой. Испачкал бы.

Два вечера Женевьева грезила, как она заходит в пустой Бальный зал. К ней подходит Бартоломью, в его глазах нежность. Звучит тихая музыка, они танцуют. Одни в громадном помещении… Гм, музыке неоткуда взяться. Но это неважно! Бартоломью ее целует, не в силах сдержать нахлынувших чувств.