Кинотеатр повторного фильма

Мертвецы из «Клиента…» – живые трехмерные люди. Смерть как бы придает им третье измерение. Оно возникает из того, чего мы про них не знаем. Ведь чтобы кто-то вызвал в нас интерес, мы обязательно должны про него не знать чего-то такого, что нам очень нужно знать. Про мертвецов нам по определению неизвестно самое для нас главное. В этом смысле любой мертвец стоит тысяч самых что ни на есть живых персонажей. Как это – быть мертвым? Как это вообще возможно быть, если ты мертвый? Вдруг он хотя бы намекнет?

Роль ответчика за мертвых берет на себя Алан Болл. Могильную плиту с его именем мы видим перед началом каждого эпизода. Он медиум. Посредник между двумя мирами. Самые оригинальные, самые интересные серии «Клиента…» – это те, которые написаны и/или поставлены Боллом. Можно вообще поспорить, что большинство эпизодов, в постановке которых Болл не принимал непосредственного участия, являются только промежуточными звеньями, существующими для соединения его шедевров между собой. И это при том, что ему принадлежит не более двух-трех эпизодов в каждом сезоне. А лучшие из них – те, в которых он говорит про смерть от лица мертвых.

Главный герой сериала Нейт Фишер, старший сын Натаниэля, в первый раз умирает в начале третьего сезона. Во время операции на мозге по удалению доброкачественной опухоли что-то идет не так. На экране, как и в начале всех предыдущих эпизодов, появляется мраморная могильная плита. На этот раз на ней выгравировано: «Натаниэль Фишер. 1965–2002».

Смерть эта застает зрителя врасплох. Как это главный герой может умереть в самом разгаре сериала? Но сериал тем и отличается от обыкновенного фильма, что его сюжет рождается одновременно с его показом. То есть создатели сериала так же, как и зрители, не знают, что будет дальше. Получается, как в жизни. Каждый миг содержит в себе бесконечное число равных возможностей, это развилка, на которой встречаются десятки, сотни миллионов разных вариантов жизней и, соответственно, смертей. И все они происходят на самом деле. И нет ни единственной жизни, ни единственной смерти.

И вот мы видим умершего секунду назад Нейта, которому смерть дает возможность заглянуть в коридоры этого лабиринта. Вот он присутствует на ритуале прощания с самим собой. Благообразный розовый труп помещен в солидный буржуазный гроб. И светится гладко выбритым перед неудачной операцией розовым черепом. Родные и близкие прощаются с покойным. «Я же просил меня кремировать!» – сердито говорит он брату, с отвращением глядя на труп. Брат не видит и не слышит. А вот он муж женщины А и отец ребенка Х. Нет, это он – муж женщины B, и у них ребенок Y. Да нет, ничей он не муж. Операция превратила его в овощ, и брат заново учит его говорить.

Или нет, пусть все начнется сначала. Пусть его отец не умер и все они вместе сидят за рождественским столом, поедая жаркое, то самое, которое мать безнадежно испортила в первом эпизоде сериала, узнав о смерти Фишера-старшего. А вот он сын совершенно других родителей. У него другая мать, как в детской сказке. И другие брат и сестра. А вот он и сам другой Нейт – удолбавшийся dude с косяком в зубах на чужой рваной кушетке. Нейт все дальше отдаляется от Нейта.

А дальше сериал выбирает одну из развилок. И это не смерть. Пока не смерть. Это другая жизнь. Другая жизнь Нейта будет продолжаться еще три года. Точнее, три сезона. Вплоть до его другой смерти. За это время герои как-то выцветут и станут привычными. А самым занятным останется чужая смерть, которой нас будут исправно угощать в начале каждой серии. И еще покойников добавится. Только все больше будет казаться, что они в основном появляются для комической паузы. И вот, когда все это уже подойдет к своему естественному завершению, Алан Болл устроит массовую казнь своих героев. Наверное, «Клиент всегда мертв» – это единственный в истории телевидения сериал, в конце которого все умерли. То есть вообще все.

Последний эпизод в чем-то является зеркальным отражением самого первого. Если первый пропитан уксусом, то последний сочится патокой. Это единственный из эпизодов, начинающийся не с чьей-то смерти, а с рождения ребенка. И если тема первого – смерть отца семейства, то в последнем дочь навсегда покидает родительский дом. И если первый – жесткая социальная сатира, то последний – нахальная пародия, объектом которой является сам зритель со всеми его ожиданиями.