Лишь завершив эту свою откровенно мстительную тираду, Курбанов отвел взгляд от голубовато-оранжевого оконного витража и взглянул на ярко освещенное люстрой лицо Лилиан. Женщина застыла в нескольких шагах от него. Оглянувшись, она замерла, как после удара хлыста, когда гнев и стыд еще только доходят до сознания униженной и оскорбленной. Лицо Лилиан вытянулось и застыло, как посмертная маска.
– Мо-же-те не провожать меня, – голосом умирающей Дездемоны проговорила она, задыхаясь от обиды и гнева. – К чему тратить время на старуху, пережившую двенадцать абортов?
– А что, может, я не прав? – предъявил майор и свое право на обиду.
– Я сама закрою за собой калитку, – едва сдерживая то ли гнев, то ли слезы, молвила Латышский Стрелок и, гордо вскинув и без того, от рождения, вскинутую голову, направилась к выходу.
Майор все же спустился вслед за ней и, попридержав калитку, провел Лилиан виноватым взглядом мужчины, недовольного не столько упрямством женщины, сколько собственной тупостью.
«Не хватало еще только нажить себе в ее лице врага! Способного оказаться самым безжалостным из всех, кого ты до сих пор умудрялся приобретать. А ведь что, собственно, произошло? Только то, что женщина не желает принадлежать тебе, то есть предпочитает принадлежать другому? Понятно, что тебя это заедает, что это – нож к горлу, но где же твое великодушие?»
Поняв, что никто из гэкачепистов к конкретному разговору о завтрашних действиях не готов, шеф госбезопасности предупредил Пиунова, что ему следует на минутку отлучиться, и по дороге, кивком головы, поманил за собой Цеханова. Оказавшись в приемной премьера, он попросил генерала рассказать о событиях в президентской резиденции поподробнее, в деталях, которые интересовали его теперь не только как генерала службы безопасности, но и как одного из высших руководителей страны.
Генерал был краток и сух, рассказ его напоминал рапорт дежурного по «Матросской тишине», однако Корягин сразу же уловил, что краткость эта исходит из оперативной продуманности информации. В результате у Старого Чекиста возник только один вопрос:
– Президент что, действительно сумеет устоять под натиском нашего гэкачепе и каким-то образом продержаться?
– Это в каком смысле? – не понял Цеханов.
И тут Корягин поймал себя на том, что ответ на данный вопрос предполагал совершенно иную степень осведомленности о тайнах подготовки переворота и истинном его руководителе, нежели ими обладал начальник Управления охраны КГБ.
– Он твердо будет стоять на своем «нет» или же струсит и сломится?
– Струсит, – ни на мгновение не поколебавшись, заверил Цеханов.
– Вы так считаете? – заинтригованно спросил шеф госбезопасности. – И даже уверены в этом?
– Обязательно струсит, стоит только по-настоящему нажать.
– И что же, в вашем понимании, подразумевается под понятием «нажать»?
– Да элементарно: взять его за жабры и хорошенько взбодрить.
Корягин посмотрел на генерала с искренним любопытством и нервно повертел головой. Шеф госбезопасности, конечно, предполагал, что в «конторе», именуемой КГБ, собраны далеко не ангелы, но ему и в голову не приходило, что кое-кто из его генералов сумел дорасти даже до такого «уровня политического мышления».
– Неплохо держишься, генерал, – проворчал он. – Будет замечено.
– Однако «жать» следует не этим составом, не с Вежиновым и Дробиным на острие.
– Это мы уже выяснили.
– От кресла Русаков отрекаться, конечно, не намерен.
– А кто готов отречься? – философски оправдал Президента шеф госбезопасности. – Тем более, от такого? Я, грешный, за свое тоже держусь и даже не стесняюсь этого. Поэтому не будем сейчас о морали. Лучше изложите ситуационный прогноз, свою версию развития событий.
– Думаю, что, сидя на президентской вилле, Русаков постарается выждать, чем у нас в Москве все это закончится.
– И в этом суть вашего прогноза? – скептически уточнил Корягин.
– Пока что – в этом, – отрубил генерал, удивленно пожимая плечами и давая понять, что не врубается, чего от него, собственно, требуют.
– Иными словами, позиция нашего Президента такова: устоите вы, то есть мы с вами, он – тут как тут, всплывет как глава государства, постоянно находившийся в курсе, но из тактических соображений державшийся в тени. Если же российские федералы во главе с Елагиным нас придавят, он выставит себя в роли жертвы путчистов.
– Вот именно, предстанет в образе жертвы эдакой генерал-кагэбистской хунты.
– Почему вдруг «хунты»? – механически переспросил Корягин.
– Не знаю, после Пиночета повелось. Как только в руководстве страны обнаруживается хотя б один военный, так сразу – «хунта».
– Ну, если уж речь зашла о хунте, то это конечно же относится к Политбюро. – И оба железных дзержинца понимающе рассмеялись – мол, так вот и рождаются кагэбистские анекдоты… – Неплохо держитесь, генерал; не каждому удается, – сразу же похвалил Корягин, направляясь вместе с Цехановым в сторону кабинета. Однако похвалил, очевидно, не за анекдотический образ мыслей. – Будет замечено.
«Было бы… – мечтательно продолжил его мысль Цеханов. – Но опять же в зависимости от ситуации».