– Нет, ребе, – вздохнул Гурьев, – это другое. Правда. Я мало чего боюсь, и ещё меньше вещей на свете, которых я мог бы стесняться. Тот мужчина, которого она полюбит, будет счастлив до последнего своего дня на земле. Солдат в её руках станет маршалом, а паж – королём. Просто она ещё девочка, и я должен её защитить. Вот и всё.
– Но тебе хочется её защищать.
– Я всегда хочу то, что должен, ребе, – спокойно улыбнулся Гурьев. – И могу, как правило. Хотеть и мочь то, что должен – разве бывает что-нибудь лучше этого, не в этом ли счастье, реб Ицхок?
Сталиноморск. 6 сентября 1940
Утром к Гурьеву на урок просунулась озабоченная физиономия Шульгина. Гурьев извинился перед детьми, вышел в коридор:
– Что, боцман? Новости котелок распирают? Ты посвисти, сбрось давление, – он улыбнулся.
– Язва ты, командир, – Шульгин сделал вид, что обиделся.
– Говори, – кивнул Гурьев.
– Покалякал я кое с кем.
– Вижу, – Гурьев укоризненно покачал головой. – Рожа опухла, как будто ты неделю не просыхал. Будешь так надираться, спишу вчистую на берег.
– Кириллыч! Я ж для дела!
– Ясно. Давай на перемене, я к тебе загляну.
– Это не шутки, – нахмурился Денис.
– Я знаю, – Гурьев посмотрел на часы. – Восемнадцать минут не сделают погоды.
– Хрен с тобой, железный Феликс, – проворчал Шульгин и поплёлся в спортзал, загребая ступнями.
Вот чёрт косолапый, с нежностью подумал Гурьев. Сделаю я из тебя борца и деятеля, сделаю, уж не обессудь, дорогой.
На перемене он, как и обещал, объявился у Шульгинской каморочки на пороге:
– Выкладывай ориентировку, боцман.
– Что это за агрегаты тут поставили? Твои?
– После, Денис. Давай по делу.
– В общем, так. Есть тут такой тип, Ферзём кличут, – Шульгин помял рукой подбородок, посопел. – Я его не знаю, но слышал про него много. И ничего хорошего. Он местными контрабандистами заправляет. По всему берегу, почитай.
– Дальше, – кивнул Гурьев.
– Чердынцев несколько раз его шаланды тряс и пограничникам передавал. Получал за это тумаков от начальства, что не своим делом занят. Ты командир рабоче-крестьянского красного флота, а не милиция, ну, всё такое… А последний раз эти су… бл… в общем, из ракетницы в него пальнули, прямо по мостику.
– Ничего себе, – изумился Гурьев. – Что тут у вас за дела творятся?!
– Вот и я говорю. Ну, мужик озверел, понятное дело, и врезал им из ДК[81] чуть пониже ватерлинии. А там товару весёлого всякого было на немеряные тыщи.
– Значет, Чердынцев у нас – вольный охотник?
– Да какой там, – отмахнулся Денис. – Повольничаешь тут. Просто это Мишка, понимаешь? Едет в штаб, к комфлота, мне надо боевую подготовку на уровне держать, прошу разрешить учебные тревоги, то, это. А новый комфлота с ним прошёлся по волне, так, вроде, ничего он мужик. Вот.
– Кто – ничего мужик? – Гурьев удивился на этот раз совершенно искренне. – Октябрьский?!
– Ну. Он хоть море нюхал.
– Не знаю. Я с ним не знаком лично, это правда. Я знаю только, что он всё больше по партийной линии. А ты говоришь, не ладит Чердынцев с начальством.
– Я тебе говорю – неплохой мужик Октябрьский. Конечно, присматриваются к нему, он на флоте человек новый. Это ж ясно.
– Ну, неплохой – и на том спасибо. Отчаянный и «Неистовый». Ничего себе парочка.
– Да уж, не соскучишься! В общем, Ферзь Чердынцева приморить решил малость.
– Но не вышло.
– Ха, – довольно осклабился Денис. – Мишка – это тебе не фунт изюму! Не такой, конечно, здоровый, как ты, но если промеж глаз засветит – заходи, кума, любуйся! Опять же, при кортике и револьверте! Попробуй с ним, повоюй!
– А разве кортики не упразднены? – Гурьев снова скорчил удивлённую гримасу.
– Ну, отменить-то отменили, да ведь не отобрали. А я слышал, опять будут? И потом, это ж Чердынцев!
– Ага. Понял. Что ещё про Ферзя?
– Да ничего не известно про него толком. Страсти всякие болтают, только больше на трёп пустой похоже. Того утопил, этого зарезал. А то, говорят, серенький такой мужичонка, глаз на нём не держится… И, травят, милиция у него в корешах. Ну, это, положим, вообще фуйня полная…
Гурьев вздохнул, сел на дерматиновый диванчик, посмотрел на Шульгина, подпёр голову ладонью. Вот так детектив, подумал он. Конан Дойль с Агатой Кристи и Оппенгеймом в придачу. Вот именно сейчас. Именно сейчас мне это нужно. Моряк, с печки бряк. Знал бы ты, в какое дерьмо ты меня по самые брови вколотил. Ну, появись только, я тебе ужо устрою.
– Всё сходится, боцман.
– Что сходится?!
– Я тоже не лаптем щи хлебаю, дорогой. Сходятся наши с тобой сведения, Денис. И не нравится мне это просто до умопомрачения.
– Та-а-а-ак, – Денис поскрёб всей пятернёй макушку. – И что теперь?
– Свистать всех наверх, – пожал плечами Гурьев. – Поговорить мне с этим сморчком нужно, посмотрю я ему в глазки.
– Яшка. Надо в милицию! Какие разговоры?!