- Звони своему участковому, - Корень знал, что Женька, охмурив забредшего к ней как-то по служебным делам капитана, быстро перевела его в категорию бывших любовников, но продолжала регулярно ссужать деньгами. Расходы окупались: побирушник отрабатывал свои серебренники верой и правдой.
- А что спросить?
- Вчера твоего дружка из бухты выловили. Я ему башку вдребезги разнес. Менты думают, что о пирс наколотило. Крабы тоже постарались, всю морду обожрали. Так что не только концы найти, опознать, наверное, не сумеют. Спроси у него, кто этим "водолазом" занимается, и с какой стати с обычным утопленником ОРБ возится?
Каблучкова, побледнев и чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота, поспешно выскочила в другую комнату.
Запараллеленный телефон начал позвякивать. Корень скользнул к аппарату и схватил трубку, плотно прикрыв ее нижнюю часть. Именно в этот момент на другом конце провода ответили.
Костя внимательно прослушал весь разговор и, язвительно усмехнувшись, положил трубку.
Каблучкова вернулась через несколько секунд. Корень, сидевший в той же позе, что и до ее ухода, небрежно произнес:
- Ну?
- Сейчас отдам.
- И еще пять сверху.
- С какой стати?
- За болтовню. Ты языком по городу треплешь, а людей в ментовку тягают. Меня тоже крутили. Пока неконкретно, но все равно радости мало.
- Это твои заботы, ты же сам говорил, что все чисто сделаешь! - когда дело касалось денег, всякий страх у Женьки исчезал.
- Я чисто сделал. Зацепить меня им не за что. Но и непонятки с ментами мне тоже не нужны. Если с твоей подачи решат, что Фикса - моя работа, начнут трюмить по одному подозрению. Придется проплачивать, чтобы отмазаться.
- Это кому? Не Ковалеву?
В вопросе Женьки заключалась редкая доза язвительности и коварства. Всем было известно, что Михалыч не только не брал "на лапу", но и ревностно заботился о своей репутации. Как-то он узнал о том, что Корень, присвоив кругленькую сумму общих с подельниками денег, заявил приятелям, будто дал взятку Ковалеву. Подельники встретили новость с некоторым недоверием, но верить очень хотелось. Иметь своего "ссученного мента" всегда полезно. А в УБОП - просто замечательно.
Сомнения их продолжались недолго. Буквально на следующий день бледный от гнева Ковалев позвонил в дверь костиной квартиры. Открывший дверь Корень расплылся в улыбке почти неподдельной радости:
- О! Михалыч!
Из-за квадратной фигуры хозяина на гостя настороженно поглядывал огромный дог.
- Пошел отсюда, сукин сын! - рявкнул на собаку Ковалев.
Пес собрался было ощетиниться, но увидел в ледяных голубых глазах опера нечто такое, что, поджав хвост и уши, немедленно рванул в дальнюю комнату. А Михалыч без лишних слов и ненужных объяснений хлестанул брехуна своим коронным крюком. Когда тот, приблизительно на счете "девять", вышел из нокдауна, Ковалев упер ему в лоб свой ПМ:
- Сегодня понедельник. До вечера вторника ты обойдешь всех, перед кем полоскал мое имя и объяснишь ситуацию. Если пропустишь хоть одного, в среду я тебя пристрелю.
Корень, едва шевеля непослушным языком, но тщательно выбирая слова, стал оправдываться, что, дескать, его неправильно поняли.
- А ты говори ясней, чтобы тебя всегда правильно понимали, посоветовал Ковалев, закрепил свою рекомендацию апперкотом со свободной левой и ушел также стремительно, как появился.
Корень знал, что эта история с легких языков его корешков стала известна всему городу. А посему, поднявшись и зависнув над сжавшейся Каблучковой, он задумчиво проговорил:
- Ладно. Разговор окончен.
- И пошел на выход.
Резво подпрыгнув, Женька вцепилась ему в рукав и затараторила.
- Да ты что! Да я разве отказываюсь! Ой, ну брякнула сдуру, пошутить хотела. Не стыдно тебе на женскую глупость обижаться?
Последние слова она выговорила уже даже с некоторым кокетством, почувствовав, что Корень сильно и не рвется уходить.
- Я же не знала, что ты поднимешь цену. Фикса и десятки не стоит. Но из уважения к тебе... Сейчас оставшиеся пять. А сверху - еще две, через месяц . Их ведь еще собрать надо. Не могу же я деньги из дела вынимать.
Женька уже начинала жалеть, что влезла в эту историю. "Так он теперь меня вообще постоянно доить начнет. Ворью только палец в рот положи. Не руку, а до самых пяток зажуют. Но сейчас главное - этого мокрушника успокоить, время протянуть. А там что-нибудь придумаем".
Корень понимал все, что происходит в голове его "заказчицы", так хорошо, будто сам надиктовывал ее мысли. И потому, сделав недовольный вид, пробурчал свое любимое слово:
- Заметано. Только не через месяц, а через две недели. День в день. Сама знаешь, инфляция...
А про себя добавил: "Сколько бы Фикса не стоил, заплатишь, как миленькая".
* * *
Ковалев, прослушав запись и отодвигая "Pearlcorder", весело скомандовал:
- Бабки тоже на стол!
Корень взмолился:
- Михалыч! Я ради этих бумажек на такое пошел! Дай хоть погужбанить на них. Да и жить на что-то надо. Сам ведь сказал, что пока эту стерву окончательно не попутаем, мне даже в КПЗ нельзя. Соскочит ведь!
Ковалев поразмыслил.