Kill and Run (СИ)

Где-то между тридцать седьмым и тридцать восьмым, спустя считанные минуты, замерев посреди лестничного пролёта, Брок наблюдал, как три величайших корабля современности палят друг в друга, взрываясь в воздухе огнём и громовыми раскатами, погребая под обломками годы работы, миллиарды долларов, надежд, лжи и риска для жизни. Последнее, что сделал Пирс, умирая от пули с «Хайль, Гидра» на устах, отправил Броку сообщение, настолько короткое и ёмкое, какое смог слабеющими руками, с каждым толчком крови наружу ― «Кэтрин здесь».

Она проходила регистрацию, когда маленький аппарат с защищённым каналом связи, уже несколько месяцев безнадёжно мёртвый, вдруг ожил, зажужжав в кармане. Кэтрин уронила сумку и документы, веером разлетевшиеся по глянцевому полу терминала. Она не сразу попала по нужной кнопке.

― Кэт! Садись на ближайший рейс и сваливай отсюда! ― она слышала его голос, живой и невредимый, не веря своим ушам, пока пожилая дама тыкала в неё её же собственным оброненным паспортом и посадочным талоном.

― Брок…

― Слушай сюда! У-ле-тай! ― он произнёс последнее слово по слогам, чтобы она, наконец, пришла в себя и начала соображать.

― Что случилось? ― прохрипела Кэт, принимая назад свои документы и кивнув престарелой леди в знак благодарности. Её толкали плечами и просили посторониться, она не могла сделать ни шага, застряв в муравейнике, среди тех, кто прибывал, спешил, улетал. Время для неё остановилось, оборачивая вокруг плотную, тугую пелену безысходности, без пространства и воздуха.

― Твой отец убит, а «ЩИТ» ― это «Гидра». Пирс ― глава «Гидры», ты понимаешь, о чём я говорю? Очнись, мать твою! ― он орал в трубку от бессилия и злобы, Брок ничего не мог сделать для неё сейчас. Ни спрятать, ни забрать, ни защитить.

― Что мне делать, что делать? ― бормотала Кэтрин, оглядываясь по сторонам, будто искала спасения, его, Брока искала среди толпы. То, что Рамлоу сказал ей, казалось дурным сном, чудовищной ошибкой. На мониторах ближайшей кофейни светилось лицо её отца, эмблемы «ЩИТа» и «Гидры», люди припали к экрану, вытянув в удивлении лица, кто-то тупил в планшет, читая слитую Наташей информацию, которая разлеталась по сети, словно цунами. Кэтрин ощутила панический ужас, подступающий к горлу холодными, липкими щупальцами. Почему она ничего не знала, почему не видела?!

― Уезжай! Я найду тебя…

― Я сдамся, Брок.

― Нет! ― худшее, что она могла сделать, Рамлоу грохнул кулаком по бронебойному остеклению, ― Тебя посадят в камеру и будут пытать, пока ты не скажешь им всё, что они хотят услышать!

― Я ничего не знала. Мне поверят. Я не хочу бегать. Мне страшно, ― она села прямо на чемодан, захватив волосы на затылке в кулак, чтобы заглушить боль души болью тела. Кэтрин понимала, что пропасть между ними оказалась глубже, чем она думала. Она была готова идти за ним под любыми флагами, но предательства отца Кэтрин выдержать не смогла.

― Улетай, Кэтрин. За тобой уже выехали! ― последняя отчаянная попытка спасти её от неизвестности, увидеть хотя бы ещё один раз, обнять, сказать, что всё будет хорошо, теперь точно будет, потому что больше им некому мешать.

― Они здесь, я сдаюсь, ― трое в чёрных костюмах рассекали толпу, словно ледоколы, подкреплённые охраной аэропорта. Их взгляды скользили поверх голов, пока не поймали в фокус её, слишком заметно сидящую на полу, одну, посреди огромного здания. ― Я люблю тебя.

Она не дала ему шанса, Рамлоу отправляет очередной аппарат в стену, разбегаясь через две ступеньки наверх, представляя себе в красках, как долго и мучительно будет подыхать Романофф, пока не наткнулся на Сокола, потерявшего крылья посреди апокалипсиса.

Погибая под обломками «ЩИТа» Рамлоу думал, что умер еще минуту назад, когда она разрушила, сокрушила его бесповоротно своим признанием, запоздавшим, но таким долгожданным.

Комментарий к Глава XVIII

Конец первой части

========== Глава XIX ==========

Допросы, допросы, допросы, один за другим. Полиграф, сыворотка правды, шантаж, запугивание. Вопросы, всегда одни и те же, до одури надоевшие. Не было пыток, которыми пугал её Рамлоу, несмотря на то, что дипломатическую неприкосновенность с неё сняли, если пыткой не считать ежедневные, как капли воды по темечку, дознания под пристальными взглядами десятка людей, провокации и глумливую иронию. Кэтрин Пирс ощущала себя дочерью вождя нацистов, не меньше.

Дни слились в одну сплошную мешанину бесконечных часов. Комфортабельная, одиночная камера, бронебойные двери, сплошные стены без намёка на окна, Кэтрин не знала, день сейчас или ночь. Беспокойный сон сменялся фильмами, одними и теми же, по второму, третьему кругу, зачитанными до дыр книгами, столовскими обедами и растворимым кофе, мерзким на вкус и водянистым так, что даже дно чашки было видно. Ни телефона, ни интернета, полная изоляция от мира с примесью душевных терзаний, стыда и отчаяния. Она не нужна была никому, как не нужны новым властителям потомки свергнутых царей.