Кигель Советского Союза

В зале недоумённое молчание. Ну да, по задумке режиссёра все известные артисты поют с подопечными фонда. Но Кигель никогда не ограничивался одной песней. Какой смысл ехать на концерт, тратить время на дорогу, переодевание, грим, ожидание своего выхода, чтобы уделить зрителю три минуты? Кигель всегда пел две-три песни в сборных концертах, и сегодняшний не собирался делать исключением. Администраторы только кивнули на его просьбу, прозвучавшую скорее как утверждение. И теперь Нателла, девочка, с которой ему предстояло петь дуэтом, ждала в кулисах, а Андрей Иванович уже запевал самую подходящую, с его точки зрения, песню: «Солнечный круг, небо вокруг, это рисунок мальчишки». Вечная классика детской песни. Вот что нужно петь детям. «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…» Он практически скандирует, жестом приглашает зал подпевать. Но современные дети конечно же не знают слов. Что они сейчас слушают? Рэп этот свой, без мелодии, без смысла. Андрею Ивановичу трудно работать, трудно расшевелить зал, и он чувствует лёгкое раздражение. Перед взрослой аудиторией легче выступать. Даже если в зале соберутся люди среднего возраста, их всё равно одолеет ностальгия. Не по советскому строю, так по комсомолу, который чётко связан в их сознании с юностью, с первой любовью, с романтикой колхозных полей и первыми поцелуями в палатках у костра. И тогда он найдёт ту песню, которая заденет нужные душевные струны, раскачает зал. А с молодёжью сложнее.

Кигель заканчивает песню, чуть сгибается в лёгком поклоне, поднимает глаза на зрителей. Сидят, смотрят выжидательно. Аплодисменты по-прежнему ровные. Ну нет. Он всегда уходит только победителем.

– Вот вы сидите, не поёте. А почему? – обращается он к залу. – Потому что вы не знаете слов, вы впервые слышите эту мелодию. Но если я попрошу вас назвать ваши любимые песни, не будет ни одной, которую могли бы подхватить все. Нет объединяющих песен – вот что печально. А у нас были. Например, есть песня, которую пели ваши мамы и папы, даже ваши бабушки и дедушки. Хотя бы послушайте! – Чувствуя, что пауза затянулась, он поворачивается к аккомпаниатору: – Бетховен, ты играть сегодня будешь?

Алик, то есть Александр Исаевич Зильман, тоже Народный артист, поседевший, в неизменных квадратных очках, спохватывается, смеётся и ударяет по клавишам. «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих». Бессмертная песня. Каждый раз, исполняя её, Кигель снова чувствует себя бойким запевалой в пионерском хоре.

Кигель всегда предпочитал работать либо с живым оркестром, что по нынешним временам большая роскошь, и не столько из-за финансовых сложностей (уж он-то может себе позволить), сколько из-за организационных. Попробуй потаскай за собой коллектив человек в сорок. Ещё ладно если по Москве. А на гастролях никто не хочет связываться. Либо с аккомпаниатором, в роли которого неизменно выступал Алик. На втором курсе он перевёлся на композиторское отделение, с третьего курса начал писать песни, не без тлетворного, как говорили преподаватели, влияния Андрея. К пятому курсу уже был членом Союза композиторов, сочинив несколько очень удачных композиций про подвиги дорогого Леонида Ильича на Малой земле. И так до самого развала Советского Союза сочинял. А после развала Зильман резко утратил вдохновение, а Кигель – возможность таскать за собой оркестр. Так Андрей Иванович обзавёлся поистине гениальным аккомпаниатором, способным сыграть что угодно без нот. Очень ценное качество, если работаешь с непредсказуемым Кигелем, который в любой момент может превратить обычный концерт в вечер по заявкам слушателей.

А «Взвейтесь кострами» подпевают, вот ведь удивительно! И откуда-то знают слова. Дети, никогда не стоявшие на пионерской линейке перед поднятым знаменем, поют вместе с ним. Андрей Иванович улыбается ещё шире. Он почти всегда улыбается, когда поёт. Так требует русская вокальная школа, полуулыбка открывает верхний регистр, звук становится больше, сильнее, объёмнее. Забавное получается сочетание: серьёзные глаза, тяжёлый взгляд и улыбка. Но это сочетание тоже стало визитной карточкой Кигеля.

– Спасибо, ребята! – Он снова делает лёгкий поклон. – А теперь я хочу пригласить на сцену прекрасную молодую певицу Нателлу.

Кигель доходит до кулис, берёт за руку Нателлу и ведёт к микрофонам. Нателла не слепая, слабовидящая. Но в ярком свете прожекторов, бьющих в глаза, и с нормальным зрением чувствуешь себя не слишком уверено. Алик играет вступление «Вечной любви», и Кигелю приходится призвать на помощь весь свой актёрский арсенал, чтобы изображать хоть какое-то подобие любви, пусть даже абстрактной и вечной, стоя на сцене с угловатым, хрупким подростком в белом платье, из которого торчат острые плечи, и тёмных очках. Нет, всё-таки, выбирая между песнями о любви к родине и любви к женщине, он всегда отдавал предпочтение первым. И звучали они у него гораздо органичнее. А это, прости господи, педофилия какая-то. Это вон по Лёнькиной части с юными дивами на сцене чувства изображать.

***