Киевский лабиринт

Хозяину ювелирных и часовых магазинов Лейбе Гиршману грех было жаловаться на свою судьбу. Выросший в маленьком штетле[10], в семье часового мастера, он рано проявил интерес и к накопительству, и к родительскому ремеслу. Уже в семнадцать лет, после смерти отца, Лейб унаследовал его крохотную мастерскую. На этом он не остановился, а пожелал освоить еще и ювелирное дело. Так уж случилось, что в пайке, огранке и шлифовке он выдающихся успехов не достиг, зато научился выгодно продавать работы малоизвестных мастеров, открыв небольшой магазинчик, куда ювелиры-одиночки отдавали свои изделия. За первым магазином последовал второй, потом третий… В последние годы к ювелирному гешефту добавился и часовой, а война, как ни странно может показаться на первый взгляд, только способствовала увеличению продаж. В этом не было ничего удивительного: инфляция росла, курсы валют падали, и неизвестность завтрашнего дня заставляла состоятельных киевлян сметать с полок ювелирных магазинов любой товар. Золото, платина и драгоценные камни всегда оставались главными и самыми надежными вложениями в трудные времена. Скупали все, даже золотые и платиновые коронки в зубоврачебных кабинетах.

Лейб Меерович был совершенно уверен в том, что успех его не был случаен. А разве могло быть иначе? Ведь он свято выполнял правила, которые ему прививали с детства: честно вел дела, не терял понапрасну времени, держался подальше от плохих людей, не говорил лишнего, не гневался, старался быть приветливым, не наживал врагов, отдавал долги и вовремя платил жалованье своим работникам. Даже сотрудничество с ротмистром Штарбергом стало для Гиршмана скорее благом, чем злом. Теперь благодаря жандарму он чувствовал себя вполне защищенным от разного рода мелких неприятностей. Именно мелких, но не крупных, как это случилось второго дня. «Надо же так вляпаться! Только все наладилось – и на тебе! Этот франт с американскими усиками подсунул мне столько фальшивых купюр. Ладно бы только червонцы. Но что, если еще и сотенные?.. Они гроша ломаного не стоят», – расстраивался негоциант и его лоб покрывался испариной.

Правда, подделку он определил не сразу, а только в полдень следующего дня. Гирш обратил внимание, что вторая буква серии на «красненькой» указана «KR» вместо «КЯ».

Отпустив раньше времени старика часового мастера и его молодого помощника, он закрыл магазин и зашагал – благо тут было недалеко – на Крещатик, 16, где располагалось «Киевское учетно-ссудное общество взаимного кредита». Лазарь Самуилович Шефтель – управляющий банком и один из старшин «Авроры» – был на месте. Он выслушал Гиршмана и, взяв червонцы и «радужные», самолично отправился к кассиру. Вернулся минут через двадцать. Вердикт его был неутешителен: все ассигнации фальшивые. И если десятки можно было распознать по ошибочной букве «R», то для сотенных пришлось использовать специальный микроскоп. Только с его помощью удалось заметить небольшие дефекты бумаги по краям купюры, которая ворсилась сильнее допустимого. Впрочем, определить это было не так просто.

Ювелир закрыл лицо руками.

– Слушай, Израиль, наш Бог есть Бог единый… – залепетал он молитву, но прервался и сказал: – Я потерял целых пятьсот тридцать рублей! Это немалые деньги. Может, попытаться ими где-нибудь расплатиться?

– Гоните такие мысли прочь! – строго заметил банкир. – Вы зарабатывали свою репутацию годами, но можете лишиться ее за одну минуту. Как только вскроется факт использования вами подделки, полиция примет вас за одного из участников шайки фальшивомонетчиков. Если вам не дорога собственная жизнь, то подумайте хотя бы об «Авроре». Пятно на вас – пятно на всех членах клуба.

– Что же мне делать? – потирая переносицу, спросил Гиршман.

– Велик и милостив наш Адонай![11] Он обязательно поможет… Забудьте об этих деньгах. Оставьте мне несколько банкнот в качестве образцов для моих кассиров. Остальные – заберите себе. Пусть они будут для вас напоминанием о том, что нужно быть внимательным и осторожным. Мне кажется, сейчас не стоит уведомлять об этом полицию. Кто знает, насколько они вам поверят.

– Вы правы, – вздохнул Лейб, засунул несколько ассигнаций в бумажник из шагреневой кожи и поплелся к дверям.

Уже на улице, бесцельно глазея по сторонам, он вдруг заметил, как из магазина модной одежды «Шик паризьен»[12] вышла та самая дама с родинкой над правой губой, для которой и были куплены часы-кулон. На этот раз Лейб решил не торопиться. Он, точно опытный филер, бродил за ней по пятам, надеясь встретить ее недавнего спутника и потребовать от него либо возврата вещицы, либо оплаты покупки настоящими деньгами. Только проездив за дамой два с лишним часа, он так и не дождался появления того самого господина. Теперь ничего не оставалось, как «проводить» ее до дома.