Киборг и его лесник

Лесник заметил нахохленную врановку, одиноко сидящую на краю крыши, и мысли снова свернули на Даер.

Прыгать удобнее всего с западного угла площадки, где можно устойчиво встать на соединенные стяжкой перила, раскинуть руки и вообразить себя вольной птичкой. Женька вспомнил две потертости от подошв, образовавшиеся там задолго до Даер. Местные мальчишки, да и некоторые студенты с биостанции, проверяли так свою храбрость — или дурость. Может, Даер тоже не прыгала, просто спьяну потеряла равновесие или поскользнулась на вечерней росе? Тогда, кстати, и вероятность, что ремень бинокля слетит с шеи, выше. Самоубийцы-то обычно стоймя прыгают, а не головой вниз. «Да и вообще, — внезапно подумалось Женьке, — кончать с собой с болтающимся на шее биноклем очень неудобно». Он же громоздкий, тяжелый, баланс сбивает, кожу трет, отвлекает, в общем, от мыслей о вечном.

Не исключено, что Даер тоже так решила, сорвала бинокль и с размаху зашвырнула в озеро, чтобы не мешал. Тогда его точно фиг найдешь, особенно если в разлом провалился и льдом оброс. Хотя все-таки логичнее просто поставить бинокль на стол…

Джек принял тяжелые хозяйские раздумья на свой счет и заискивающе поинтересовался:

— Так что, поменять?

— А? — Женька с трудом сообразил, о чем он. — Да ладно, не надо. По закону так по закону, я же и вправду за тебя отвечаю.

К тому же этот жук и без отпечатков куда угодно пролезет.

* * *

«Что-то многовато у меня стало свободных вечеров», — саркастично подумал лесник и, уже привычно оставив кухню на растерзание киборгу, устроился за терминалом.

Надиктовывая искину отчет о сегодняшнем происшествии, Женька попутно проглядывал посвященные finguntaria giantica статьи, чтобы больше не дать маху. Узнал много нового и интересного — например, что длина ловчей гифы может достигать десяти метров, а ее хватка зависит от температуры, состава и влажности почвы. Чем больше добычи наловит грибница, тем больше спор произведет, однако и быстрее погибнет. Аборигены считают незрелые спорангии изысканным деликатесом и охотятся на него с острыми тяжелыми ножами. Сильную жару, как ни странно, грибница не любит и на родной планете является ночным хищником. На куда более холодном Эдеме ей пришлось переквалифицироваться в дневные, и дальше пятисот километров от экватора она прежде не забиралась. Впрочем, Борисыч уже подсуетился и вывесил на инфосайте лесничества красочное предупреждение. Даже с голографиями, на одной из которых был отчетливо виден сидящий на дереве Женька. Получилось наглядно, но позорно. Еще и с такой перекошенной мордой подловили, будто лесник не то вот-вот в штаны наложит, не то уже…

Женька уязвленно смахнул вирт-окно, однако на его месте тут же развернулось новое.

Шеф жаждал недосочиненного отчета и, ожидаемо, хотел узнать, что там за киборг тремя ветками ниже. От Джека, сидящего по другую сторону ствола, в кадр попали только свисающие ноги, причем с такого ракурса, что казалось — там болтается на ветру удавленник.

— У дяди одолжил, — соврал лесник. В отсутствие Кэма это давалось намного легче. — Но я всем говорю, что на работе выдали, а то засмеют же! И так все вечно за свой счет…

Борисыч сердито засопел, однако предпочел не развивать тему. У Женьки действительно имелся дядя, папин брат, работающий механиком в столичном аэросервисе. В гости к родне он всегда прилетал одетый с иголочки, на дорогом блестящем флайере, но выклянчить у него не то что киборга — карамельку на палочке было нереально. К счастью, шефу это знать неоткуда, и теперь он будет поддерживать Женькину ложь хотя бы молчанием.

Закруглившись с отчетом, лесник вернулся к инфранет-серфингу и уже из чистого любопытства попытался выяснить, что такое «болотный глист» и «сосака-полосака». Именно полосаки не нашел, только «полосатую», — паразит какого-то «бродуна лысоногого», на стадии личинки вгрызается в бок хозяина и повисает там до конца жизни, постепенно деградируя до глухого и безглазого пищеварительного мешка. Болотного глиста справочник вообще не знал — видимо, местный сленг или просто дразнилка, — но даже мимолетное знакомство с шебекой флорой и фауной произвело на Женьку неизгладимое впечатление. Любви к Степановне оно не прибавило, зато уважения — однозначно.

Отчаявшись дождаться хозяина к столу, киборг поставил тарелку на край терминала. В ней возвышалась, переливалась тремя цветами и обтекала соусом некая комковатая субстанция. Запах, впрочем, от нее исходил очень аппетитный.

— Ёпт! — высоко оценил этот кулинарный шедевр Женька, но, будучи человеком отважным и голодным, осторожно колупнул его вилкой.

— Ну как? — Киборг напряженно уставился на хозяина.

Вкус, к счастью, оказался под стать запаху, а не виду. Что-то наполовину крупяное, наполовину овощное с мясной подливой. Морковь точно чувствуется, как и прожаренный до хруста лук.

— Сойдет. — Лесник отковырнул кусок побольше, но у самого рта спохватился, подозрительно присмотрелся к яству и покосился на киборга. — А что, ты опять туда какой-нибудь дряни подмешал?