— Хорошо. — Я облегчённо вздохнул. — Даже отлично.
Я ещё раз поцеловал её и только тогда открыл дверь джипа и посмотрел на горизонт.
Над городом поднималось солнце. За замёрзшим портом Нью-Джерси и грузовыми кранами сияла вдалеке Башня Свободы. Я перевёл взгляд чуть левее, пытаясь узнать знакомые здания Пирса Челси — тюрьмы, в которой мы провели месяц. Теперь мы на свободе, но…
— Как дорога? Можно проехать?
Парни обернулись, оборвав оживлённый разговор.
— Спящая красавица проснулась! — воскликнул Чак. — Решил к нам присоединиться?
— Ага.
— Как ты, лучше?
Я кивнул. Может, то был лишь свежий воздух, но я чувствовал себя на удивление хорошо — впервые за эти недели.
— Дороги давно не чистили, но проехать можно, — ответил Чак на мой вопрос, — на моей малютке, по крайней мере, можно. Через пять минут отъезжаем.
Они вернулись к своему разговору, я потянулся и обошёл джип, пытаясь, как следует проснуться.
У обочины снега было много, но по центру дороги проходили следы от колёс. Кто-то уже проезжал здесь, и хотя дорогу не чистили, снег на ней таял довольно быстро.
Я перевёл взгляд от восходящего солнца на грузовые контейнеры около дороги и вперёд: в сторону семьдесят восьмой трассы, Нью-Джерси и Пенсильвании.
Наконец-то, мы были в дороге.
Несмотря на возражения Лорен, мы остановились в аэропорту Ньюарка.
Чак настоял на том, чтобы зайти и попробовать найти её родителей. Она тихо повторяла, что они уже наверняка уехали, но мы всё же решили проверить. Мы проехали мимо одного из двадцати холмиков снега, расположенных поперёк дороги — будок для оплаты за проезд — и остановились у входа в главный терминал.
Мы с Винсом остались с девочками в машине, а Чак с Тони пошли внутрь. Снаружи аэропорт казался совершенно неживым. Меньше чем через час они вернулись. Они не нашли родителей Лорен, и мы за это время не видели ни одной живой души. Не знаю, что увидели внутри Чак и Тони, но они предпочли не рассказывать, и дальнейшую дорогу мы сидели в тишине, предаваясь собственным мыслям.
На трассе стояли брошенные строительные машины: самосвалы, асфальтоукладчики и грузовики — всё покрывал толстый слой снега. У меня невольно возникла мысль: а нет ли в них еды?
Может, стоит проверить?
Вдоль дороги тянулись дома, и мы проехали мимо группы людей, рубивших деревья около обочины. Они помахали нам, и мы помахали в ответ.
Мы ещё были недалеко от Нью-Йорка, и каждый раз проезжая под другими магистралями, видели висящие на них американские флаги — одни были новыми, другие совсем рваными — и плакаты со словами: «Мы не сдадимся» или «Крепитесь».
Я представил людей, страдающих от голода и холода, которые вешали их, писали свои послания баллончиками краски на грязной ткани. Их слова предназначались мне, всем нам. «Вы не одни», — говорили они. Я улыбнулся и мысленно поблагодарил их, желая им выстоять в их бедах.
Филсбург был в ста десяти километрах по семьдесят восьмой трассе от Нью-Йорка, дальше от Нью-Джерси и Пенсильвании до трассы восемьдесят один, идущей к югу на Вирджинию, было ещё столько же. И, наконец, по ней оставалось проехать двести шестьдесят километров до гор Шенандоа, где у Чака был свой летний домик.
Поездка не заняла бы и четырёх часов в обычный день, но сейчас мы едва ползли по снежной каше, и по моим подсчётам, у нас должно было уйти не меньше десяти часов. И то, в том случае, если дорога не станет хуже, но Чак был полон решимости добраться до своего убежища до конца дня.
Десять часов или больше, уже будет темно, когда мы доедем, и Чак сказал Тони, чтобы он мчался вперёд на всех парах.
Машину дёргало, трясло, и я бережно держал Люка на коленях.
Он был счастлив.
Для него происходящее было приключением, он, как и все мы, я думаю, был рад выбраться из четырёх стен нашей прогнившей квартиры. День казался ожившей мечтой: сияло солнце, мы опустили окна, а Чак включил на плеере «Pearl Jam».
Перед нами расстилались холмы, между ними прятались фермы. Мимо проносились печные трубы, водонапорные башни, вышки теле- и радиосвязи — последние до сих пор не работали. Я то и дело проверял телефон, но связи по-прежнему не было. Выше всех возносились в небо опоры электропередач. Провода пересекали магистраль и тянулись к горизонту, опутывая собой земли на километры вокруг.
Начали появляться маленькие городки и посёлки, над которыми в небо поднимался дым из печных труб. По улицам ходили люди. Им было что жечь — на километры вокруг простирался лес.
Может, здесь, за городом, люди ещё живут нормальной жизнью?
На ферме, мимо которой мы проезжали, на белом снегу краснели брызги крови и лежали забитые коровы. Рядом с силосной башней группа мужчин с мачете разрубала тушу на части, и один помахал нам ножом, призывая остановиться.
Мы не остановились. И не помахали в ответ.