Кьяра

Они заполучили меня. А разве могло быть по-другому, если все девочки-сироты отправляются сюда? И надо радоваться, что во всем огромном Суэке так мало девочек-сирот. Меня затошнило. Ищущий видел Данату, но мог видеть и меня. Мы были в Садах, и неужели нельзя предположить, что это не нам показывают Сады, а Садам показывают нас? У Данаты, кроме родителей и младших сестер, есть старший брат, который уже обучился ремеслу и работает в столярном дьене. Если бы родители Данаты внезапно умерли, он мог бы подать прошение, что хочет воспитывать сестер сам. У меня не было никого, кроме мамы с папой. Трудно ли поджечь ювелирную мастерскую? Трудно ли подкупить или уговорить стража не тащить женщину, нарушившую закон, к Мастеру, а просто столкнуть в воду к огнёвкам и Семипрях ей судья?

Я открыла окно. Нечем дышать.

Какой-то темный силуэт маячил внизу. Страж. Он посмотрел на меня. Узкое лицо, выпирающие скулы. Тот, кто не бросился спасать Рию, но мог бы, если бы меня там не было. Так хочется верить, что мог бы! Мне тоже нужно было верить. Я смотрела и смотрела на его темную фигуру. Я знала, что он смотрит на меня. И мне нравилось его смущать. Нравилось, как у него будто бы перехватывает дыхание, когда я, проходя мимо, говорю:

– Привет!

У него сразу начинали полыхать щеки. Уши, наверное, тоже, но под шлемом было не видно. А мне тут же хотелось сделать что-нибудь немыслимое: подойти совсем близко, взять его за руку, или обнять, или поцеловать в пылающую щеку. Он, наверное, в обморок упал бы, посмей я это сделать. Если Рия шла рядом, она всегда ужасно сердилась:

– Зачем ты это делаешь? Разве ты не понимаешь, как это опасно?

– И что они мне сделают? – фыркала я в ответ. – Заставят еще полоть грядки? Велика беда!

– Да, а его будут бить плеткой, пока живого места не останется! – гневно восклицала Рия, и я закусывала губу, но все равно не могла удержаться, и кидала ему свой «привет», и смотрела, как он краснеет и отводит глаза. Этим я часто доводила Рию до слез, но ничего не могла с собой поделать.

А как-то раз я шла с прополки одна. Такое бывает очень редко, но мне досталась в наказание (я не выучила урок астрономии!) грядка с саженцами аука, а хуже этого ничего не придумаешь, и я так разозлилась на всех, что решила: не пойду на ужин, буду полоть, пока не сдохну на этих грядках! Хотите, чтобы я полола колючки? Прекрасно! Вот сидите теперь и ждите меня до скончания века!

Прополка, как всегда, пригасила мой гнев, и домой я возвращалась просто уставшей. Тропинка шла параллельно с Дорогой силы, и я невольно посматривала на темнеющий в конце нее храм Семипряха. А потом, сама не знаю зачем, перешла на Дорогу силы. Храм притягивал меня. Я думала, что там можно найти ответы на все мои вопросы.

– Эй! – услышала я совсем близко и мысленно выругалась. За то, что я ступила на Дорогу силы, одними грядками аука не отделаешься.

Но это был он – мой робкий краснощекий друг.

– Нельзя тебе тут ходить, – угрюмо сказал он, не глядя мне в глаза. А мне смешно! Вот так страж – глаз на меня не смеет поднять.

– Почему же это?

– Это Дорога силы.

– И что такого?

– Ты больная, да? Нельзя здесь ходить!

– Ты же вот ходишь.

– Я не хожу. Я охраняю.

– От меня?

И тут я делаю то, что давно хочу: подхожу к нему совсем близко, провожу пальцем по его руке, от плеча к кисти, медленно веду, пытаясь поймать его взгляд. Он прикрывает глаза, глаза цвета морской воды.

– И что ты мне сделаешь?

И тут он смотрит на меня. Прямо в глаза.

– Пожалуйста, – шепчет он.

Я вспоминаю Рию, роняю руку. Закусываю губу и бегу прочь.

Это было еще летом. Сейчас осень, и я стараюсь больше не задевать «моего» стража, и если вижу его, то прохожу мимо как можно быстрее, не поднимая глаз. Но вот беда – он стал являться под мои окна по ночам.

Я отошла поглубже в комнату. Хочет стоять под моими окнами – пусть стоит. А я думала о Данате. О том, как сильно я хочу ее увидеть. И о том, как сильно, наверное, хочет увидеть Данату ее мама, ее отец, старший брат, младшие сестры. Почему они не спросят у короля, где их дочь, что с ней стало? Почему они не придут в храм Семипряха и не призовут жриц к ответу? Все понятно с моими родителями – они умерли. Не важно как, они мертвы, их похоронили, и увидеть их можно только во сне. Но Даната! Если она умерла, то почему никто не говорит, что король – убийца? И почему ее нельзя похоронить? Я не хожу на могилы родителей, детей не пускают одних далеко от ворот города, а все могилы Суэка – в Таравецком лесу, но многие ведь ходят на могилы к родным, и от этого, наверное, легче. Ульрас всегда возвращается с могилы мужа какая-то спокойная, тихая. Если же Даната жива, то почему мы не можем ее увидеть? Даже если она потеряла свою силу, молодость, красоту, она все равно наша Даната! Мне просто надо знать, что она есть, что она жива!