Хуже всех

Через дорожку от моего «имения» издавна располагалось здание дирекции небольшого заштатного санатория, осевшего в этих благодатных местах с незапамятных времен. Сам-то санаторий базируется метрах в двухстах подальше вдоль улочки, а эту территорию, запущенную и загаженную, содержать в приличном состоянии стало нынче уже некому. Особенно ярко выявилось это годов с девяностых, потребовавших для выживания коммерческой оборотистости. Главврач был стар и, готовясь к жизни вечной, думал уже о душе, а прочие его подчиненные спасались большими надеждами на перестройку и мелким воровством.

Тогда-то, в один из явно нелучших дней, и упал подгнивший дощатый забор, окружавший дирекцию, открывая нашим взорам обширную помойку со всеми признаками мусоросборного полигона. Картина дополнялась специфическим запахом, косвенно свидетельствующим о прорыве канализации в ранее огороженной области. К вечеру того памятного дня наименее ароматная часть зоны была оккупирована группой бомжей, совершающей перманентное братание с немалой популяцией местных алкоголиков. Запылали костры, зазвучали крики и песни, изредка прерываемые воплями возмущения от неразделенного уважения. Вся жизнь на нашей улочке пошла по-новому. Можно сказать – потекла.

Как-то вечерком, двигаясь по неосвещенной дороге и осторожно переступая через лицо неопределенной национальности, погруженное во все, что из него исторглось, я столкнулся с престарелым санаторским вождем. Выразив краткое, но теплое приветствие, я живо поинтересовался перспективами восстановления ограды и возвращения «мира нашим домам». Тот обратился к сопровождавшей его завхозихе с некоторым укором и, я бы сказал, раздражением:

– Где забор? Где доски, которые я выписывал?

С таким же успехом, похоже, можно было расспрашивать монашку о способах применения противозачаточных средств. Поток встречных претензий, обид и возмущений был бурен и неукротим, что оказалось способным утомить не только меня, но любого собеседника, не имеющего специальной подготовки. Вопрос был мгновенно утоплен в болоте греховного словесного блуда. Главный устало махнул рукой и вяло удалился.

– А вы пишите жалобы! Может, нам и средства на забор выделят, – смерив меня презрительным взглядом, провещала помощница и заторопилась вслед за шефом.

Потом я еще несколько раз встречал главврача, но, видя его обеспокоенность чем-то внеземным, не посмел более приставать к нему с прозаическими заборными вопросами. Вскоре тот, однако, умер, освободившуюся должность долго никто не хотел занимать, и развал продолжился небывалыми темпами. Доски из собственных личных запасов, периодически приколачиваемые мною к остаткам многометровой санаторской изгороди напротив дома, исчезали мгновенно и бесследно с таинственной неизбежностью.

– Делать нечего, – сказал я себе, доставая пишмашинку прошлого века, – будем писать кляузы.

Я не отношу себя к извращенцам, получающим удовольствие от подачи жалоб. Слово «ябеда» казалось всегда достаточно обидным, однако дело есть дело, и выполнять его следовало качественно и ответственно. В заведенной для переписки большой папке росло количество «входящих» и «исходящих» бумаг, коллективных заявлений и одиночных ответов, актов и протоколов, но толку не было вовсе.

Да, подтверждали приходящие письма, так жить нельзя. Меры будут приняты, вопросы рассмотрены, а средства – изысканы. Кому надо – указано, с кого попало – спрошено. Никакого отношения к реальности эти чиновничьи произведения не имели и иметь, наверное, не могли. Дело делали одни, а бумаги писали другие. А друг с другом они, по всей видимости, никогда и нигде не встречались.

* * *

В этот биографический период я находился в состоянии приятного ожидания увольнения в запас с военной службы. Жалко, конечно, расставаться с делом всей жизни, но участвовать в регистрации развала без возможности противодействия ему – еще хуже. Словно на похороны ходишь ежедневно.

Тогда, в конце девяностых годов, бытовала любопытная практика направления будущих отставников на переподготовку по гражданским специальностям. Это, по идее, было весьма разумно, ибо на пенсию, выплачиваемую Родиной своим защитникам, можно просуществовать только избавившись от всех вредных привычек, а также гастрономических и эстетических пристрастий и заблуждений. При этом получить востребованную гражданскую специальность с приличным заработком казалось неплохой идеей. А посему я тогда вполне успешно прошел обучение на подобных курсах, патронируемых, кажется, королевой Великобритании. По полной, как говорится, программе превращения вызывающе-красных советских офиеров в безобидных менеджеров – пескарей капитализма.