Хук слева

Я раскладывал по местам все вещицы, что она купила для украшения моей квартиры. Статуэтки котиков и младенцев, абстрактные фигуры, ароматические свечи, подставка для её украшений. Я вернул всё на свои места. Но у меня не было главного. У меня не было Машки.

Я открыл коробку с её новогодними подарками. Там же лежала книга, подаренная на день рождения.

Положил бинты в ящик комода, капу — в спортивную сумку, чтобы не забыть опробовать в деле на ближайшем бое, вбил гвозди в стену спальни для новых фотографий и торопливо развесил их. Открыл книгу и начал читать.

Этот текст отличался от того, другого. Манера повествования явно принадлежала Машке, и я задался вопросом — как ей удалось написать две, настолько разных книги?

Чем больше я читал, тем больше понимал, что поторопился с выводами. Что-то происходило с ней, с нами. Пугающее её. Ещё тогда. Я упустил это. Пропустил. Не заметил. Она писала, что нуждалась в моём внимании и в то же время боялась, что я действительно увижу, что с ней что-то происходит. Эх, Маша, Маша! Почему нельзя было написать более понятно? Прямо как есть? В какой-то степени, мой подарок казался её дневником, полным тайных сигналов, но я не был долбанной Нэнси Дрю! В её витиеватых предложениях было слишком много загадок.

Текст обрывался на фразе: «Больше всего я хочу поделиться с тобой своей радостью, в надежде разделить счастье на двоих, но обстоятельства вынуждают меня скрывать от тебя неминуемые последствия нашей любви. Я хочу, чтобы однажды, если на то будет милость Господа, ты простил меня за то, кто я есть, а не за то, кем я буду. Я хочу, чтобы твоё решение было искренне продиктовано твоим сердцем, а не разумом. Надеюсь, что тебе просто понадобится чуть больше времени. Времени, которое я оставила для тебя. Всё своё время, если быть точнее. С любовью, твоя Маша».

Видимо, за долгие годы в боксе мне основательно отбили голову, поскольку я не понимал половину написанного. Странные метафоры и пространственные объяснения не желали расшифровываться. Я только чувствовал, что Машка намекала мне, что находилась в опасности и боялась происходящего. Или я ошибался?

А последние предложения вообще выбивались за рамки её монолога. Я крутил их и так, и этак, но у меня выходило только одно…

Одна из рамок, что я повесил на стену, внезапно упала, разлетаясь на части и отвлекая меня от дум. Недостаточно подцепил гвоздь крючком, поторопился. Я подошёл и начал собирать разрозненные части, соединяя их в общую конструкцию. К внутренней стороне нашей совместной фотографии на тонкую полоску клейкой ленты был приклеен чёрно-белый снимок УЗИ.

Я тяжело сглотнул.

«16 декабря. Пациент Ромашина М.А. Полных лет: 24. Диагноз: Беременность 8 недель», — было напечатано в углу. А в самом центре — небольшая закорючка, больше похожая на маленькую рыбку, чем на человечка.

Наш ребёнок.

Последняя загадка из книги отгадана. Вот оно — «неминуемое последствие нашей любви». Но впереди ещё столько не отгаданных!

И главное… Я выхватил телефон и набрал Светкин номер.

— Не задавай мне вопросов, — выпалил я. — Но помоги решить одну задачу!

— Ладно, — усмехнулась она в трубку. — И тебе привет.

— Светка, если в середине декабря беременность — восемь недель, то когда должен родиться ребёнок?

— Примерно в середине июля, — моментально ответила она. — Да ладно? Я так и знала!

— Спасибо, Светик, — крикнул я в трубку. — Но никаких вопросов.

Я бросил трубку и вставил фото обратной стороной в рамку, как следует закрепляя на стене.

ОНА

Сегодня у меня был крайний относительно свободный день — я могла спокойно заняться своими делами. Завтра мама с Алинкой должны улететь обратно в Красноярск. Как я не пыталась убедить их остаться со мной в Москве, но не вышло.

Сегодня у меня было намечено много дел, ещё и Володя обещал заехать. Но с самого раннего утра я поехала в редакцию.

— Привет, Маш, — улыбнулась Софочка. — В понедельник Шестопалов приходил, тебя искал.

— Привет, это тебе, — я протянула коробку эклеров, — и ты что?

— Не я, — хохотнула она. — Арсений Аркадьевич! Орал на него, что все под столы попрятались.

— Не преувеличивай, София, — послышался за спиной недовольный голос Арсения. — Просто сказал, что ты здесь больше не работаешь.

— Спасибо, — я закатила глаза. — Как дела?

— Идём, душенька.

Мы спрятались от лишних глаз и ушей в туалете. Кажется, все мои рабочие процессы в последнее время происходили исключительно здесь.

— Жена Исмаилова дала показания, — вывалил он сходу.

Я улыбнулась. Скоро всё закончится.

— Мы знаем — кто, но не знаем — зачем. Нечем тебя порадовать.

— Кто? — тихо спросила я.

Арсений протянул мне фото, я присмотрелась повнимательнее и ойкнула.

— Знаком?

— Конечно. Мне нужно встретиться с Исмаиловым.

— Маша, — укоризненно покачал головой Арсений.

— Ты же понимаешь, что я всё равно с ним встречусь, просто с тобой будет быстрее.

— Ромашина, ну ты-то куда лезешь? — Вспылил он, но накарябал адрес на листе бумаги.

— Спасибо, шеф, — облегчённо выдохнула я.