Хрустальный ключ

Сейчас баянист начал знакомый спортивный марш.

И вдруг… Вдруг случилось чудо. Елка, густая таежная красавица, осветилась вся, с верхушки до нижних ветвей. Десятки разноцветных огоньков. Невольно перехватило дыхание у мальчишек, ахнули от восхищения девчонки.

До чего ж это было хорошо! Кругом в волшебной неподвижности, стояли деревья. А елка радовала глаз своим нарядом. Пестрели флажки, какие-то самодельные игрушки. Но красивее всего были незамысловатые ледяшки. В обыкновенную воду, перед тем как ее заморозить, прибавили различные краски и вложили петельки из ниток. И вот сейчас, в сиянии электрических лампочек и мерцающем свете факелов эти ледяшки блестели, как сказочные сокровища Малахитовой шкатулки — изумруды, аметисты, топазы и рубины.

А баянист вдруг заиграл польку, из-за ели выскочили девчонки в масках зайцев, лисиц и медвежат и начали отплясывать задорный танец. Но снег — не паркет, и танцоры вскоре выдохлись.

— Теперь, друзья, послушаем Раю, — сказал Павел Романович, и все притихли.

Звонкий голос Раи, согретый сердечным волнением, звучал торжественно и светло, и ребятам показалось, что читает девочка лучше всех артисток мира.

Заалеет на востоке
Самоцветная звезда,
И тогда мы с вами встретим
Год счастливого труда.
Добрым словом мы помянем
Года старого уход,
Начиная утром ранним
Новый день и Новый год…[2]

И только успела Рая дочитать стихи, только затихли дружные аплодисменты, как Павел Романович поднял руку.

— Внимание. Стрелка часов приближается к двенадцати. Вот-вот простится с нами старый год и придет многообещающий Новый… Комсомольцы, стройся!

И еще раз удивились шестиклассники. Восемь комсомольцев встали четким строем. У каждого в руках была малокалиберная винтовка.

— Тишина! — торжественно сказал Павел Романович. — Вот он, Новый год. Салют!

И троекратный залп огласил окрестности.

Все закричали «ура». Стали поздравлять друг друга. Потом опять играл баянист, и ребята плясали, что хотели и как хотели.

И многие огорчились, когда Павел Романович отдал команду отправляться в обратный путь.

Дорога до разъезда показалась еще короче. Может быть, потому что ребята то и дело вспоминали подробности необычного праздника.

— Вот соберутся на заре зайцы, — фантазировала Лида Соболева. — И начнут плясать вокруг украшенной елки. А то и медведи явятся, недаром же разъезд называется «Медвежка».

— Ой! — взвизгнула пугливая Зина Зыбина. — Неужели тут водятся медведи?

— Да не пищи! — презрительно сказал Миша. — Трусиха! У нас комсомольцы с винтовками.

Шумно и весело стало в маленьком станционном зальце, куда ввалилась толпа раскрасневшихся ребят с лыжами. Павел Романович еще раз пожал руку румяной Наташе Пышминцевой — начальнику разъезде Медвежье, и все поздравили ее с Новым годом.

Наташа предупредила, что через пять минут придет электричка.

Со смехом и шумом все высыпали на платформу. А когда на подходах станции загудел электровоз, Павел Романович снова стал строгим и требовательным:

— Садиться всем в один вагон, Комсомольцы, пересчитать всех участников похода.

После ночного леса в вагоне показалось особенно светло и тепло.

Лида Соболева шутя говорила подругам: «Я приду домой и скажу маме: дорогая мамочка! Я так без тебя соскучилась. Ведь последний раз мы виделись в прошлом году».

Все засмеялись. А темнобровая Ксюша Чердынцева задумчиво сказала:

— Все-таки странно, девочки. Мы с вами поехали на «Медвежку» в том году, а обратно возвращаемся уже в новом…

45

Таня приоткрыла дверь. Увидев, что Ольга Дмитриевна одна, вошла. Лицо ее пылало гневом.

Ольга Дмитриевна отодвинула лежащие перед ней документы.

— Здравствуйте, Ольга Дмитриевна.

— Здравствуй, Таня.

Ольга Дмитриевна запомнила Таню с первого класса. Эта маленькая девочка всегда хранила на лице выражение сознания собственного достоинства. Она ходила в белоснежных воротничках, а когда стала пионеркой — в отлично отглаженном алом галстуке.

Казалось, отсвет этого галстука ложился на лицо Тани, так горели сейчас ее щеки.

— В чем дело, Таня? — спросила Ольга Дмитриевна.

— Мы учимся во второй смене, — сдерживая себя, рассудительно говорила Таня. — А в первой смене в этом классе учится шестой «б». Они не соблюдают чистоту, оставляют на партах мусор. Прошлый раз санитарная комиссия проверяла работу наших дежурных, заглянула в последнюю парту, а там — скорлупа от орехов. И нашему классу поставили за чистоту три.

Самообладание начинало изменять Тане. Ее голос дрогнул.

— Сегодня опять у них в партах сор. Мы больше это терпеть не можем. Мы просим вас, Ольга Дмитриевна: пусть наш класс будет шефствовать над ними. А когда они будут добросовестно следить за чистотой, мы сами откажемся от шефства.

Ольга Дмитриевна удержалась от улыбки, хотя это было нелегко. Третьему классу шефствовать над шестым? А почему бы и нет? И те, и другие — учащиеся одной школы. Оба класса пионерские.