Хрусталь

– Потому что это всего лишь мечта. А мечты всегда недостижимы. Они просто есть. Просто для того, чтобы жизнь не казалась такой уж скучной. Однажды я все же рискну, но, знаешь… ведь из этого ничего не выйдет, как у нас с тобой…

– А вдруг? Вдруг ты запишешь свою первую песню и поймешь, что это твое?

– Я боюсь разочароваться… Тогда не останется ничего, что будет греть меня, когда я буду совсем одна. Я возненавижу музыку. Ты бы стал рисковать прелестью своей мечты, чтобы просто попробовать? Хотя… у тебя ведь и мечты-то нет… Но однажды, может быть, я все-таки попробую это сделать…

Мы оба понимали, что это наша последняя встреча. Никаких тебе больше вечеров с диалогами скучного фильма на заднем плане и фантазий о любви, которая испарится через каких-нибудь пару минут. Она открывала мне свое сердце. Я не мог ей открыть свое. Потому что в моем сердце ровным счетом ничего и не было. Мы крутили воспоминания о нашей первой встрече, как случайно наткнулись друг на друга у прилавка небольшого кафе. Я заказал ей кофе и протянул его потными руками. Мы сидели и говорили о неважном. Мы фантазировали о великом, но, как оказалось, нам обоим нужен был только секс. Это была попытка построить любовь, чтобы понять, что никакая это к черту не любовь, всего лишь потребность, украшенная юношескими соображениями о романтике.

– Знаешь, Райан, нам нужно с тобой расстаться…

Я промолчал.

– У меня появился ухажер. Его зовут Бредли Смит и он… он по-настоящему любит меня. Я говорю это, чтобы ты знал, что мы навсегда прощаемся. Мне было приятно с тобой и, наверное, я буду очень скучать. Ведь я соврала тебе, Райан. Я люблю тебя. Но ты никогда не станешь моим. Я чувствую это…

– Ребекка, я…

– Тс-с-с… Не перебивай. Позволь мне насладиться последними мгновениями нашей встречи. Я знаю, ты недоступен мне. Но сделай мне одолжение – пиши мне письма. Хоть иногда. Просто пиши мне. Даже если я никогда не узнаю про эти письма.

В тот вечер мы с ней расстались. История наших отношений облетела окрестности нашего города всего за один день. Для всего населения мы были влюбленной парочкой, которые перестали любить, и лишь для меня одного мы всегда оставались никем. В тот вечер я написал ей письмо и никогда его не отправил. Я пытался открыться ей, но мне нечего было открыть. Она не разбила мне сердце, но в нем образовалась трещина. Наверное, она была там всегда. Просто какое-то время ее затыкала Ребекка Купер – миловидная девушка девятнадцати лет, навсегда оставшаяся для меня молодой и прекрасной.

С тех пор мы никогда не виделись с ней и я никогда о ней не упоминал.

Вечером, после нашего разговора с Кристиной Суон, я сидел перед ноутбуком с мерцавшей надписью «Глава 1» и почему-то думал о Ребекке. Мне нечего было написать ей в этот вечер. Она открыла во мне любовь к письму и позволила верить в свою мечту, но так и не показала мне, что такое любовь. И ни одна девушка после не смогла мне этого показать. Я так и остался один, сам по себе, с трещиной в сердце, наполненной пустотой. Ни один, даже самый развратный секс, не пробудил во мне теплых чувств.

Голоса не говорили мне, они молчали. Но бесконечное тиканье стрелок с поочередностью два через один все еще тревожили меня. Кажется, этот звук начал меня преследовать.

Два через один.

У меня были две секунды тишины, которые рушились секундой диссонанса. Я ощутил чувство, признаки которого давно уже размылись в моей памяти. Это было отчаяние. Капризное, нечеловеческое отчаяние, которое я часто испытывал, находясь в вечно закрытой комнате родительского дома. В голове проносились все мысли разом и одновременно не было ничего. Это были обрывки дней, воспоминания о знакомых, мысли о первом сексе с Ребеккой Купер и о первой сигарете, выкуренной за пару с моим одноклассником; они бежали так быстро, что я не успевал сфокусироваться ни на одном из них. Как будто ничего из этого никогда и не существовало. Как будто три дня тому назад, вместо того, чтобы проснуться, я случайно стер себе память и обратно уткнулся в сон.

Вот он я – уродливое пятно, не имеющее конкретных форм. И мне предстоит выдавить на лист бумаги всю гамму человеческих чувств? Размышляя об этом, я попытался взять себя в руки, настрочил первое, что пришло мне в голову, и тут же сбросил файл на почту Рэя Рэймонда. Он перезвонил мне через пятнадцать минут.

– Что это такое ты мне отправил?

– Начало моего нового романа…

– Нового романа? Нового романа?! Ты хотел сказать, твоего последнего романа?!

– Нет, именно так я и хотел сказать. Это начало моего нового романа. Рэй, я… я не способен на что-то большее, пойми меня…

– Нет, сукин ты сын, я не понимаю тебя! Я скажу тебе больше – я даже не собираюсь тебя понимать. И думать не смею!

– Но почему?

– Но почему?! Ответь мне, пожалуйста, ты написал это, сидя на толчке?

– Совсем не так я…

– Нет, ты написал это, сидя на толчке! Потому что я вижу перед собой результат твоей дефекации, а не рукопись великого писателя. У тебя есть время, Райан. Воспользуйся этим временем правильно.

– И что тогда?!