Хрусталь

В общем, я натер мозоли на своих руках и не только. Мне снились голые девушки, я раздевал их взглядом и представлял в одном только нижнем белье, которое медленно стягивал. Это ведь настоящий мужской рай, не так ли? Я не хочу сказать, что женщины предназначены для удовлетворения мужчин. Совсем не так. Женщины… Они прекрасны! Сказать, что женские гениталии уродливы – ровно то же самое, что и сказать, что член сладкий.

В семнадцать лет в моей жизни появилась Ребекка Купер. Наша с ней история не стала эталоном гармонии и любви, мы не сбегали от родителей-тиранов и не дарили друг другу кусочки самого себя. Мы – всего лишь жертвы того прекрасного и беззаботного возраста, когда хочется познать противоположный пол. Она была красива, стройна и двумя годами меня старше, но оба мы были девственниками, и отдались друг другу в первую же совместную ночь.

Я помню свое волнение, от которого дребезжали руки. Вот она – представительница прекрасного пола, которая на целую ночь только моя и ничья больше! Она раздевалась, а я сгорал от желания испробовать ее на вкус. Готов был поклясться чем угодно, что я любил ее. Я вошел в нее. И тут же ее испачкал.

– Прости… я… я не знаю, как так вышло…

Она рассмеялась, все еще лежа с раздвинутыми ногами.

– Мы все еще можем продолжить, Райан. Поменяй его и возвращайся ко мне.

Я поменял презерватив и понял, что она меня больше не привлекает. Я больше ее не люблю – вот, что я понял. В ту ночь мы довели наше дело до конца, но она так и не получила оргазм. Выдуманные мной фантазии об успехах в половой жизни оказались жалкими пустышками. Я ни черта не знал о женщинах! Где трогать, чтобы им было приятно, какие слова говорить на ушко? Первый секс это, пожалуй, худшее, что может случиться с парнем. После первого секса мальчишка начинает взрослеть, потому что понимает, что никакой он оказывается не гигант.

Мы встречались с Ребеккой как минимум три раза в неделю у нее дома. Без каких-либо чувств мы удовлетворяли свои желания и расходились по разные стороны. Мы любили друг друга пятнадцать минут, а остальное время даже не думали друг о друге. Я изучал миллиметры ее тела, она – моего. Мы открывали для себя все новые и новые подробности и учились вести себя с противоположным полом. После секса мы лежали и смотрели в потолок, совсем чужие, но влюбленные еще пару минут назад.

– Что ты чувствуешь? – спросила она меня.

– Небольшую усталость. – Ответил я.

– Нет, я не об этом. Что ты чувствуешь ко мне, Райан?

Внутри меня закрутилась рулетка с набором слов. Я чувствовал, что нахожусь на минном поле. Собрав свое мужество в кулак, я решился признаться ей:

– Я не могу сказать, что люблю тебя. Но… мне очень приятно рядом с тобой.

– Я тоже тебя не люблю, Райан, – призналась она. – И мне тоже нравится наш с тобой секс.

Лежа в постели, мы выкурили по сигарете, стряхивая пепел на пол. Нам было совершенно начхать, что в любую секунду простыня ее постели может загореться и вспыхнуть большим пожаром. Мы не чувствовали друг к другу ничего. Те сладкие пятнадцать минут страсти – вот, ради чего мы жили с ней.

– Райан, скажи, пожалуйста, у тебя есть мечта?

Я не знал, что ответить на этот вопрос. Как и у любого мальчишки у меня, конечно, были мечты, но эти мечты не выходили за рамки абстракции. Я видел конечную точку – хороший дом, напичканный люксовой техникой и дорогостоящей мебелью; черный спорт-кар, стоящий у изгороди возле дома; отпуск на островах, обеды в вип-залах изысканных заведений, осуществленные детские мечты и тому подобное. Но это был результат и не более. Вот только результат чего?

Я рассказал об этом Ребекке, и она посмеялась надо мной:

– Все это детские сказки, Райан. Ты – догматик. Веришь в то, что сам себе и придумал.

– Тогда скажи, какая у тебя мечта?

– Однажды я наберусь смелости и стану певицей…

– Певицей?! – удивился я. – Но ты ведь совсем не умеешь петь.

– А разве когда-то поздно начать? Я хочу сказать, что если никогда не попробую, то, наверное, однажды очень пожалею об этом. Никто не знает, получится у меня или нет, но ведь… это всего лишь попытка, не так ли?

– Наверное, да… это так… А почему именно певицей?

– Потому что когда я остаюсь совсем одна, то начинаю петь. Я воображаю себе полные залы и прожекторы, светящие мне в лицо. И я такая красивая! В шикарном белом платье и голубыми туфельками! Стою на выдуманной сцене и напеваю песни, которые давно уже придуманы, но которые мои в этих мечтах… Разве у тебя нет такого? Разве ты не представляешь, как достижения других были бы твоими?

– Я… Я не знаю, Ребекка. Когда я остаюсь совсем один, то просто-напросто разговариваю сам с собой. Иногда я мечтаю… то есть не о чем-то конкретном, но я представляю себя в другой жизни и другой роли. Как бы все могло обернуться, если бы однажды случилось по-другому.

– И кто же тот человек, которого ты представляешь?

– Он всегда разный. Не один и тот же. Это разные сценарии моих несуществующих жизней. Но я знаю, что ни один из этих сценариев никогда не станет реальностью. А ты, Ребекка… Почему ты так и не решилась написать свою собственную песню?