Бесконечно долгая дорога к дому завершалась. Осталось каких-то несчастных одиннадцать часов… Целая вечность… Ничего, переживу. Не такое переживал. Лучше бы поспать большую часть дороги, но сна ни в одном глазу, так взбудоражен. Придется воспользоваться народным снотворным.
…У дешевизны билетов от дискаунтера нашлась своя оборотная сторона: стюард знал русский на таком уровне, что столковаться с ним никак не получалось. Английского не знал вообще. И я решил пустить в ход свой шведский диалект.
Тем более что Василий мне кое-что растолковал (вспомнив, с каким необычным выговором я произнес шведское слово «монета») и дал полезный совет.
– Шведского языка, – объяснял он, – вообще в натуре нет. Тут всякий шпрехает на своем диалекте. И похожи диалекты между собой… ну, типа как суржик, балачка и трасянка. Или даже меньше. Мне тех, кто со Сконе, вообще не понять, если быстро тарахтят. Но, прикинь, у каждого диалекта тот же статус, что и у шведского как бы литературного, а тот только в Стокгольме и окрестностях в ходу. Потому как один диалект над другим ставить… это, знаешь…
– …серпом по их нежным евроценностям?
– Именно так. Так чё базарь с ними, как умеешь. Только медленно так базарь, разборчиво. Поймут, привычные.
Советом я воспользовался. Сказал стюарду – медленно и разборчиво – фразу, что не раз произносил в трактире Гледхилла:
– Водки неси, селедочий сын. Русской.
На «ты», как заказывали. А «селедочий сын» – ну, такие вот в нашей тьмутаракани диалектизмы, имеем право.
Смысл до стюарда дошел, судя по его ответу: я кое-как разобрал, что обеспечение спиртным пассажиров в спектр предоставляемых перевозчиком услуг не входит.
Пришлось добавить, беззастенчиво плагиатируя классику:
– Ты не понял, селедочий сын: найди где хочешь и принеси мне водочки. Я домой еду.
Глава 8. Горький дым отечества
Всякий, кто смотрел хоть один старый советский фильм о нелегких буднях пограничников, знает: нелегальный переход госграницы дело трудное и опасное, лучше его вообще не затевать. Как только ни изощряются нарушители, преодолевая контрольно-следовую полосу, даже лосиные копыта к сапогам привязывают, – все зря. По следу пойдут доблестные пограничники с собаками, и рано или поздно настигнут, и хоть ты прячься, хоть отстреливайся, – наказания по всей строгости справедливых советских законов не избежать. Да еще и собака покусает.
В реальной жизни все проще.
Утром (но не ранним, пришлось дождаться, когда окончательно рассветет и когда развеется туман, это непременное условие) я шел берегом старинного заброшенного канала. Водоем густо зарос водорослями, деревянная облицовка его берегов давным-давно сгнила и развалилась, лишь кое-где торчали почерневшие бревна, наклонившиеся во все стороны, – словно последние уцелевшие зубы в стариковской челюсти. Всплескивала мелкая рыбешка, по воде расходились круги. Куда-то деловито плыла утка в сопровождении выводка утят.
Ни контрольно-следовой полосы, ни проволочных заграждений, ни хотя бы полосатого пограничного столба на моем пути не было. Увидел остатки разрушенного шлюза и понял, что через полсотни метров окажусь на российской территории.
А когда оказался и дошагал до приметного дерева с дуплом, исполнил странную пантомиму: широко развел в стороны пустые руки, развернулся, демонстрируя пустую спину. Затем раздернул в сторону полы куртки-ветровки – дескать, ничем под ней не обвешан.
За моими стараниями могли наблюдать в бинокль, а могли и не наблюдать, раз на раз не приходится. Наличие рюкзака или иного груза предусматривало бы иной модус операнди: тогда надлежало положить в дупло пакет с известной суммой и быстро уходить, не стараясь подсмотреть, кто его заберет.
Вот так она и работает, одна из многочисленных прорех в границе. Знают о ней лишь местные, пользуются для мелкотравчатого контрабандного бизнеса (настоящий поток нелегальных грузов идет в других местах, где ввозят-вывозят вагонами и фурами). И бескорыстно тоже пользуются – навестить закордонных родственников и друзей, не утруждаясь пограничными формальностями.
Мог легко воспользоваться дырой и чужак, как-то разузнавший о ней, – как я некогда узнал и сейчас воспользовался. Но чуть позже у чужака с большой вероятностью начались бы проблемы, в погранзоне каждый незнакомец на виду. У меня не начнутся – до «Капитана Флинта» от лазейки в границе шесть километров, а уж там, на нашей базе, все мои неприятности завершатся… Очень надеюсь.
Ох… Впервые я подходил к «Флинту» с севера и напоролся на тяжелое наследие царизма… В смысле, треста «Ленрыба». Даже не знал, что в окрестностях остались следы этого канувшего в никуда предприятия.