Хронофлибустьеры

Будь я в хорошей форме, наверняка бы сделал глупость, так мне хотелось разорвать Ротмистра голыми руками. Я не верил, что после кабинетной прокурорской работы он обладает навыками суперменской стрельбы. Но одним прыжком разделяющее нас расстояние не одолеть в нынешнем моем полуинвалидном состоянии. Суметь бы доковылять, да и то сомнительно, что получится. Кто угодно успеет тщательно прицелиться, – и не промахнется.

Наверное, эти раздумья отражались на лице, потому что Соколов в самом деле взял на прицел мое колено и повторил совет:

– Не глупи… И не обольщайся, не ради тебя все затевалось.

Спрашивать «А ради кого?» я не стал. Капкан насторожили на Лернейскую, иных вариантов нет. Но зачем тогда появился «Жираф»? Неужели подозревают, что она могла уцелеть? Не верю… Слишком много взрывчатки натаскал Соколов, разнести «Медузу» на куски не так-то просто, но раз уж получилось, – не уцелел никто.

Я вновь посмотрел на галеон и понял, что правильно оценил пиратские намерения: «Жираф» следовал своим курсом, а шлюпка – восьмивесельный вельбот – приближалась к нам, моряки дружно наваливались на весла.

– Что с сестрами? – произнес я первые после взрыва слова; голос был чужой, хриплый, каркающий.

– Вроде живы… Запер их на всякий случай.

Простите, девчонки, но помочь я вам сейчас не силах… Выбора особого нет – остался единственный ход, способный испортить Ротмистру игру. Он не верит, что я на такое пойду, иначе первым делом связал бы, пока я валялся в отключке. Тем хуже для него…

Я уже слышал скрип уключин вельбота. Пора… Откинулся назад, переваливаясь через леерное ограждение.

Соколов не хвастал, реакция у него была отменная: выстрелил без промедления. Не в ногу – в грудь.

Последним моим ощущением стала дикая, непредставимая боль…

Часть вторая. Боевая тревога

Глава 1. В Африке акулы, в Африке гориллы…

Обнаженный человек шел по песку, затем по мху, усыпанному сосновыми иголками. Он мало что помнил и мало что понимал. Единственное чувство, подавившее все остальные и заставившее пошагать куда-то, было чувством голода. Человек искал еду. Прочее его не волновало.

Потом человек увидел кое-что съедобное: низенькие кустики, густо усыпанные синевато-черными ягодами, – крупными, переспевшими. Опустился на колени, торопливо рвал чернику, полными горстями отправлял в рот… Однако слово «черника» всплыло в его памяти далеко не сразу.

Разумеется, этим человеком был я.

А началось все с того, что меня застрелил подлец Соколов по прозвищу Ротмистр…

* * *

Если бы у меня нашлось время поразмыслить – наверное, я бы не поддался импульсивному порыву и не бросился за борт. Взвесив все за и против, сообразил бы: очутиться посреди моря в ипостаси безмозглой белой акулы, пожирающей все живое, – в одиночку, без ментального контроля со стороны, – не самый лучший выход из западни.

Но я тогда ничего не взвешивал, слишком уж разозлился на иуду Ротмистра. Крупнокалиберная пуля, пробившая легкое, сломавшая пару ребер и чуть не прикончившая болевым шоком, нежных чувств к иуде не добавила.

Уже в воде мелькнуло опасение: свинцовая пилюля в груди не позволит как следует вдохнуть, наполнить легкие водой, – и трансформация не начнется. Недаром же подлец Соколов в последний миг сменил точку прицеливания, не стал стрелять в конечность.

Но нет – с трудом и с лютой болью, однако я кое-как наполнил легкие. И не почувствовал начала трансформации, а оно, начало, должно было последовать мгновенно. Наверху грохотали выстрелы, я не обращал внимания, метровый слой воды защитит не хуже бронежилета. Вот только скоро нужда и в бронике, и во всем остальном у меня пропадет…

Выдохнул, розовым фонтаном окрасив воду. Вдохнул снова. Есть! Началось! Наверное, в первый раз крови в изуродованном легком было больше, чем воды.

* * *

Боль ушла, словно и не было. Когда легких нет, то и болеть нечему, а я дышал сейчас жабрами…

Стоп! Какие еще легкие, какие жабры, – нет такого среди понятий кархародона. Что за чудеса? Словно до сих пор плаваю в бассейне «Капитана Флинта» на пару с Лернейской…

Едва я изумился этому обстоятельству – почувствовал попытки установить ментальный контакт, слабые, едва ощутимые. Никак жива?

Ладно, разберемся. Но сначала разберусь с другими: с галеоном, с его шлюпкой, с подлецом Соколовым.

Начал со шлюпки, ее от яхты отделяло уже меньше сотни метров.

Узкий вельбот – суденышко ходкое и маневренное, но остойчивостью значительно уступает баркасу или ялу. Удар акульего хвоста его не опрокинул, но накренил, заставил черпнуть воды. Развернувшись, я повторил атаку: с разгона врезался в днище шлюпки головой.

Ох… черепушке пришлось не сладко, но вельботу досталось больше. Живой таран проломил доски и подбросил шлюпку, люди посыпались в воду, барахтались, пытались уцепиться за свою покореженную лоханку… Мне показалось, что больше половины из них не умеет плавать. Впрочем, неудивительно для моряков, выросших на берегах студеных морей.