Иосиф Давидович остался один. Непредвзятый наблюдатель, взглянув на него, сразу бы определил, что директор издательства сильно расстроен. Он даже не стал доедать суп и отослал назад официанта, принесшего заказанный ранее десерт — чудесный маковый пирог.
А человек с пронзительным взглядом в последующие несколько часов разъезжал по Москве, посещая самые неожиданные места. После разговора с Дискиным он заехал сначала на Газетный переулок, в одно очень уважаемое ведомство, где имел короткую беседу с неким должностным лицом, судя по всему достаточно высокопоставленным, поскольку встреча происходила в просторном кабинете этого самого лица. Затем отправился на Большую Дмитровку, где в не менее уважаемом ведомстве общался с сотрудником в темно-синем мундире с золотыми петлицами.
После коротких встреч с представителями компетентных структур, человек с пронзительным взглядом поехал в офис серьезной компании с громким именем, славной количеством переправляемых через границу баррелей сырой нефти. Здесь он провел несколько часов, переходя из кабинета в кабинет — нефтяники оказались не столь понятливыми как служивые люди. Один раз даже пришлось прибегнуть к серьезному средству — позвонить кому-то и отдать телефон одному из несговорчивых собеседников. То ли этот звонок сделал свое дело, то ли энергия и личное обаяние знакомого Ивана Степановича оказались на высоте, но, судя по всему, желаемого он добился, поскольку, выйдя из офиса, набрал номер Доброго-Пролёткина и произнес три слова: «Все сделано, Светлейший!»
У Наташи с утра было отвратительное самочувствие. Правый висок ныл, а стоило закрыть глаза, как начинала крутиться цветная карусель. Что, в общем-то, не удивительно: воздух как будто замер, и удушливый бензиновый смог повис над городом. Переливчатое и плотное, как желе, марево дрожало над раскаленным асфальтом, а прохожие старались идти под защитой тени домов и поникших деревьев. Солнце жарило так, что казалось, на коже должны немедленно выскочить волдыри.
На работе дела не клеились, Наташа второй час ломала голову над простенькой презентацией. Слова отказывались собираться в предложения. И, что вы думаете, как только текст из набора букв стал понемногу приобретать осмысленный вид, раздался телефонный звонок. И все — концентрация исчезла, зато вернулась головная боль.
Наташа вздохнула и взяла трубку.
Звонил взволнованный Ванька Кухмийстеров. Сам по себе его факт волнения был событием примечательным, если не экстраординарным. Последний раз такие же эмоции звучали в его голосе, когда он звонил из Склифасовского, куда попал после аварии, а два хирурга деловито обсуждали: резать ногу или попробовать оставить.
Кухмийстеров заявил, что случилось нечто важное, необходимо встретиться, и он готов заехать вечером. Наташе вовсе не улыбалось проводить время в Ваникином обществе, она собиралась быстренько заскочить в больницу к Рудакову, а потом — домой, в горячую ванну, и за закрытые шторы — спать. Но если Иван решил заехать вечером в гости, то противиться этому бессмысленно. Она вздохнула, сказала, что будет дома после семи, захлопнула ноутбук, достала из холодильника пакет с мандаринами — их Рудаков потреблял как семечки — и отправилась ловить такси, благо любимый начальник до выходных укатил в Питер.
Когда Наташа пришла, Рудаков спал. Она положила мандарины на тумбочку, поцеловала мужа в лоб и побежала ловить лечащего врача. Встретила его в коридоре, поговорила на ходу и расстроилась. Тёмке сделали томограмму, судя по всему, у него проблемы с сосудами в основании черепа — периодически случаются спазмы, и кровь в спинномозговой жидкости — последствия травматического кровоизлияния. Приходится постоянно держать под капельницей. Самочувствие неважное, иногда происходят галлюцинации и странные видения. Сестры рассказывают, что больной говорит во сне. Хотя, слава Богу, паралича и нарушений координации не наблюдается, даже ходит по палате, хотя это категорически запрещается.
Наташа чуть не расплакалась. А ведь Тёма держится, не подает виду, пытается что-то писать, каково-то ему приходится… Хотела дождаться, пока он проснется, но врач настоятельно рекомендовал уйти — Рудакова как раз собрались переводить в палату интенсивной терапии, а туда родственникам нельзя.
Домой Наташа пришла около семи, и только хотела залезть в ванну, как в дверь позвонили. Кухмийсткров был точен. И, что самое интересное, он не стал по своему обычаю заниматься пустым трепом, а сразу приступил к делу. Нет, конечно, Наташа провела его на кухню, напоила чаем и накормила яичницей из пяти яиц, поскольку Ванька умирал от голода, а ничего другого в холодильнике не было. Впрочем, все это по меркам Кухмийстерова укладывалось в понятие «сразу».
Уплетая политую кетчупом яичницу, Иван начал рассказ. Наташа слушала очень внимательно, потягивая апельсиновый сок из высокого стакана.