В те времена легендарные рейсовые пароходы на дровяном ходу почти исчезли, и на тех немногих, что оставались на плаву, уже не было ни пианол, ни кают для новобрачных; они едва могли плыть против течения. Однако этот пароход был новым, с двумя трубами вместо одной, с флажком, расцвеченным наподобие воинского штандарта, и деревянным колесом на корме, придававшем судну облик морского корабля. На верхней палубе у капитанской каюты стоял епископ в белой сутане со своей испанской свитой. “Погода была как на рождество”, – сказала моя сестра Марго. По её словам, проходя мимо пристани, пароход со свистком выпустил струю пара, задевшую тех, кто стоял ближе всего к берегу. Это было мимолётное видение: епископ принялся творить крёстное знамение в воздухе перед толпой на пристани, и заученно продолжал водить рукой без злобы и вдохновения, пока пароход не скрылся из виду, и слышался лишь петушиный гомон.
У Сантьяго Назара были основания чувствовать себя обманутым. Он пожертвовал несколько вязанок дров на общественные нужды отцу Амадору и, кроме того, выбрал нескольких петушков с гребнями самого аппетитного вида. Но это было мгновенное недовольство. Моя сестра Марго, бывшая с ним вместе на пристани, нашла его в отличнейшем настроении, готового продолжать гулянье, хотя аспирин ему нисколько не помог. “Он не выглядел нездоровым, и думал только о том, во сколько обошлась свадьба”. Кристо Бедойя, который был с ними, называл цифры, лишь усиливавшие общее изумление. Он был на гулянье вместе со мной и Сантьяго Назаром почти до четырёх, но не пошёл спать к родителям, а остался поболтать с бабушкой и дедом. Там он узнал сведения, необходимые для подсчёта свадебных расходов. Он рассказал, что ради праздника зарезали сорок индюшек, одиннадцать свиней, а также четырёх телят, которых по распоряжению жениха выставили жариться на площади для угощения публики. По словам Кристо, было выпито 205 ящиков контрабандного виски и почти 2 000 бутылок тростникового рому, розданных толпе. Не было ни единого человека, ни бедного, ни богатого, кто бы так или иначе не поучаствовал в свадебном гулянье, закончившемся самым громким скандалом в истории городка. Сантьяго Назар размечтался вслух: “Такая и у меня будет свадьба, – сказал он. – Жизни не хватит, чтобы всё пересчитать”.
Все на мгновение смолкли, и моей сестре почудилось, словно тихий ангел пролетел. Она ещё раз подумала о счастливой доле, выпавшей Флоре Мигель, которая столь многим обладала в жизни, а на следующее рождество могла приобрести ещё и Сантьяго Назара. “Неожиданно я поняла, что нет партии лучше, чем он. Только представь себе: красивый, благовоспитанный и сам себе голова в двадцать один год”. Она обычно приглашала Сантьяго на пончики из маниоки, и как раз в тот день наша мать затеяла их на завтрак. Сантьяго Назар с радостью принял приглашение.
– Я переоденусь и приду, – сказал он и тут сообразил, что позабыл часы дома на тумбочке. – Который час?
Было 6.25. Сантьяго Назар взял под руку Кристо Бедойю и повёл в сторону площади.
– Через четверть часа я буду у тебя, – сказал он моей сестре.
Та настаивала, чтобы они пошли все вместе и немедленно, так как стол был уже накрыт. “В ней проявилась странная настойчивость, – рассказывал Кристо Бедойя. – Это было так странно, что порой мне кажется, Марго уже знала, что Сантьяго собираются убить, и хотела спрятать его у вас”. Однако Сантьяго Назар убедил Марго, чтобы она шла вперёд, пока он переоденется для верховой езды, поскольку ему нужно было пораньше приехать в Дивино Ростро кастрировать бычков. Он простился с сестрой тем же жестом, что и со своей матерью, и удалился в сторону площади, под руку с Кристо Бедойей. Это был последний раз, когда сестра его видела.
Многие из собравшихся в порту знали, что Сантьяго Назара собираются убить. Дон Лазаро Апонте, штабной полковник в отставке, бывший городским головой уже одиннадцать лет, козырнул Сантьяго по-военному. “У меня были свои и вполне серьёзные основания верить, что он вне всякой опасности”, – рассказывал мне полковник. Не стал беспокоиться и отец Кармен Амадор. “Увидев Сантьяго живым и здоровым, я решил, что всё это были ложные слухи”, – говорил мне он. Никто даже не спросил себя, предупреждён ли Сантьяго Назар, потому что казалось невозможным, чтобы ему не сказали.