Джон запеленговал нас, подобрал полы разлетайки, бросился со всех ног.
Мы гнали Холидея через Кремль, мимо памятника «Тысячелетия России», вдоль храма Святой Софии и покосившейся звонницы.
На апогейной точке моста через Волхов Джон было прыгнул в воду, да Рябов цепко схватил его за шиворот.
— Перестаньте дурить, — поморщился Рябов.
— Я вам все расскажу… — дрыгая в воздухе ногами, отреагировал Джон.
— Друзья, — обратился к нам банкир на пляжной лавочке, — я должен принести извинения вашей стране. Именно я похитил Жору.
— Зачем вам понадобился столь мелкий хищник? — взметнул я брови.
— Дело в том, — передернул щекой заморский господин, — что наш банк разорен… Мы — банкроты!
— Ну и?
— Вот и пришлось мне продать Жору шейху Саудовской Аравии Барам-Махмуд-Аглы ибн Сулейману. Ему для полноты кошачьей коллекции именно его не хватало.
Джон достал из разлетайки фляжку с виски, жадно пригубил:
— На вырученные деньги мне удалось пустить ветку троллейбуса в Новгороде.
— Однако губернаторша в трауре! — обалдел Рябов. — Впрочем… игра стоила свеч.
На пешеходном мосту через Волхов открывался вид на озеро Ильмень, говорят, там по дну в поисках несметных сокровищ скитался горемычный Садко.
Я вдруг стопорнул:
— Инспектор, как же нам быть с мадам Глобус? Она может броситься головой в Волхов.
— Петя, — ласково глянул на сыскарь, — пусть этот материал раскапывают местные папарацци. Самый обыкновенный троллейбус я ставлю выше самого жирного кота.
Глава 27
Шербургский зонтик
В Магадане, в Череповце, в Набережных Челнах, а также в столице РФ прокатилась чудовищная весть — появился террорист, употребляющий исключительно шербургский зонтик.
— Он укрывается им от дождя? — спросил я, акушер Кусков.
— Если бы так… — мрачно усмехнулся инспектор Рябов. — Им он хочет уколоть главного коммуниста России, господина Синебрюхова, Филиппа Филипповича.
— Просто уколоть?
— Ах, Петя, — по-отечески усмехнулся сыщик. — В кончике зонтика — яд гюрзы.
— Он уже уязвил кого-нибудь?
Сыщик лишь перещелкнул именной браунинг, с выгравированной русалкой топлес на рукоятке.
Мы кубарем неслись с Рябовым по сумеречным московским улицам, невольно вглядываясь в испуганные лица прохожих.
Зонтичного террориста среди них не было!
И немудрено — стоял тридцатиградусный мороз, народ наотрез не пользовался зонтиками с ядом и без.
— Что будем делать, Петя? — помрачнел Рябов на Триумфальной площади, щурясь на циферблат часов гостиницы «Пекин». — Время к полуночи.
— Надо действовать жестко.
— Так-то оно так, — почесал заиндевевшую щеку Рябов, — но где противник? Не вижу!
— Я тоже…
— Стойте! Мы уже вышли на след.
— Чей след?
— Именно в «Пекине» проходит съезд коммунистов РФ. Будет много прессы. Террористу проще простого затесаться меж акул пера.
Зал кегельбана поразил римской архитектурой и русским размахом.
Дюжина дорогих и сладострастных блядей увивалось подле партийных боссов.
Поминутно вспыхивали блицы папарацци.
В воздухе витал дурманящий дымок анаши.
В общем, всё как всегда… Съезд набирал обороты неспешно, по шажочку, хотя уже чуялось, что все кончится, если не перестрелкой, то уж, по меньшей мере, поножовщиной и мордобоем.
Сам глава коммунистов Филипп Филиппович Синебрюхов ходил подшофе и улыбался так, что мороз по спине.
— А мне здесь нравится… — шепнул мне на ухо сыщик.
Я вгляделся в продажную прессу. Много длинноногих дам со злобным оскалом, несколько завитых молодых людей с цветными татуировками на щеках и… ни одного террориста.
— А ведь он, сука, здесь! — словно прочитав мои мысли, прошептал Рябов.
— Не вижу змеиного зонтика.
— Присмотритесь к треножнику вот той телекамеры.
И — точно!
Ножкой одной из телекамер служил желтый, в игривую клеточку, шербургский зонтик.
Однако кто это стоит, приникнув к окуляру объектива?
Молоденькая, лет двадцати, ослепительная блондиночка с фарфоровыми щечками. Лишь отлично накаченные икры выдавали в ней прожженного головореза, точнее отмороженного боевика.
— По моему сигналу начнем операцию «Возмездие», — сухо произнес сыскарь.
— Мы собрались с вами сюда, — вышел на трибуну Филипп Синебрюхов, — чтобы выработать тактику захвата Кремля, мостов, канализации и почтамта. Дело архисерьезное! Не время сопли жевать и заискивать перед пипл.
— Дело — партии, дело — народа! — рявкнул какой-то коммунист из глубинки.
— Ошибка, — густопсово пророкотал Синебрюхов. — Лозунг скомпрометировал себя. Дело партии — ее дело. И никого более…
Пока генсек витийствовал, мы с Рябовым, строго блюдя инкогнито, играли в кегли.
Рябов одним ударом крушил сразу весь ряд чурбанов.
Мой шар прокатывался рядом с кеглями, не задев ни единой.
— Вам надо сражаться на чемпионате по поддавкам, — усмехнулся инспектор. — Был бы триумф!
Я смутился.
Террористка вдруг скрестила ноги. Видимо, захотела в дамскую комнату. Эротическими шажочками зацокала в комнату под литерой «Ж».
Рябов подскочил к треножнику, отвинтил шербургский зонтик, сковырнул крышечку с наконечника, попробовал на зуб яд гюрзы.
— Что вы творите? — обалдел я.