Хроника гениального сыщика

Карлик Питерсон, тревожно играя маленькими желваками, закурил крошечную самокрутку из табака «Мальборо», сумрачно глянул в черное окно.

3.

Скажу вам честно, я, акушер второго разряда Кусков, не питаю особой страсти к карликам.

Роды у махоньких женщин принимать чрезвычайно трудно.

Радость карликовых мужчин после рождения первенца так пискляво назойлива.

Однако я внутренне подобрался и дал себе клятву остаться беспристрастным в этом веском и, я бы даже сказал, увесистом деле.

Кашне самого спикера! Не футы-нуты…

4.

Войско великого карлика Питерсона в это время примеряло портянки из розового кашне спикера Понайотова.

Два часа ночи по Московскому времени.

Все спят.

Только карлики все не могли угомониться и примеряли кашемировое портянки. Видимо, эти они им пришлись по вкусу. Точно не знаю.

Из кашне вышло ровно 131 пара портянок.

Карлики щупали фактуру ткани и умудрено кивали крошечными головами.

5.

У здания американского посольства я первым заметил крошечного мужчину с маршальскими эполетами.

— Это Питерсон! — сквозь зубы, прокричал я.

Рябов выхватил именной парабеллум и выстрелил вверх.

Нервозной мышью Питерсон нырнул в подворотню посольского особняка.

— Уйдет! — помертвел я.

— Не таких ловили! — рявкнул Рябов и прыжком леопарда преодолел посольскую ограду.

В окне особняка на мгновение мелькнуло испуганное лицо чрезвычайного и полномочного посла США в РФ.

6.

Стояла весна.

Как я уже, кажется, говорил, пахло сиренью. Запах обморочный.

Останкинская башня ласково помигивала топовыми огоньками.

Рассекая утреннюю хмарь, к зданию мэрии неслись «Волги» с моторами «Бентли».

Сплоченная команда столичного мэра скоро должна была начать свой новый многотрудный день.

Я шел, крепко зажав бесценную ношу под мышкой.

Я нес карлика Питерсона.

7.

Великий карлик раскаялся в содеянном и приказал своему таинственному воинству собрать портянки и срочно сшить из них кашне господину Понайотову.

Кашне вышло пестрым. Стало походить на стеганое одеяло.

На следующий день после возвращения пропажи спикер подписал Закон по защите прав карликов Российской Федерации. И объявил тотальную амнистию (широкая душа!) для лиц мизерного роста.

8.

Питерсон поступил наездником пони в цирк на Цветном бульваре.

Во время его выступлений всегда аншлаг.

О таинственном воинстве карлика с тех пор почти ничего не слышно. Поговаривают, что все они перебрались в США и влились в «зеленое» движение борцов за мирное сосуществование людей и китов.

Вы можете спросить:

— Зачем же Питерсон похитил кашне спикера Понайотова?

Всё просто!

Карлики обожают кристально чистые портянки. Тем более, из кашне спикера Госдумы. Такая у карликов психологическая природа. Об этом много размышляли Зигмунд Фрейд и Карл Юнг. Последний даже посвятил этой теме свою последнюю книгу «Бессознательное в жизни карликов». Жаль эту книгу не написал Фрейд. Он бы копнул гораздо глубже.

Глава 23 Оборотень в полицейском мундире

1.

Когда сыщику Рябову исполнилось сорок лет, он загрустил:

— Стар я уже… Азарт не тот. Да и дела какие-то пустяшные.

— А как же дело о полицейком-оборотне? — горячо возразил я.

— Если это дело окажется тривиальным, клянусь, к чертям собачьим, я брошу сыскную практику.

2.

Полицейский-оборотень уже пару лет терроризировал всю столицу.

Стало известно, что был он невеликого роста (158 см), широкоплечий, в красном галстуке с изображением экзотических животных и родинкой на левом крыле крючковатого носа.

Работал подонок в 137 отделении полиции Чертановского муниципалитета.

Звали оборотня Василий Беленький.

Надо ли говорить, что Беленький вел двойную игру?!

Днем он героически защищал Москву от неугомонных инородцев, от всяческих черномазиков с окраин РФ и далее, а ночью высасывал кровь у невинных младенцев. Тьфу! У простых москвичей. Накидывая им на шею удушающий витой шнурок.

Обескровленные горожане, в каком-то кратковременном умственном помешательстве, сами отписывали ему свои квартиры.

Что говорить, ночная жизнь приносила Васе неплохой доходец.

3.

— В 137 отделение милиции? — сощурился я на Рябова, одним махом натягивая походные пятнистые штаны.

— Успокойтесь, милейший, — усмехнулся сыскарь. — И снимите, пожалуйста, пятнистые штаны. Амбре от них еще то. Киньте в стирку. Оборотень пожалует сам. Дело уже к полуночи.

Рябов достал раскладной саксофон и заиграл мелодию, крепко настоянную на печали московских трущоб.

И тут в нашу дверь кто-то мягко, можно даже сказать, интеллигентно постучал.

Тук-тук-тук.

И опять.

Тук-тук-тук…

На пороге, тревожно поводя кривоватым носом, стоял Василий Беленький.

Выряжен был с иголочки.

Окровавленный, небольшой его рот хищно ощеривался.

Форма лейтенанта МВД сидела на нем как влитая, красный галстук с экзотическими животными безупречно отглажен.

Лишь кончик витого шелкового шнура, торчащий из кармана кителя, слегка выдавал в госте матерого оборотня.

4.

— Ну, здравствуй, оборотень, — приветствовал ряженого Рябов. — Пожаловали на «огонек»?

— О чем это вы? — попятился Вася.

— Шнурочек уберите в нагрудный карман. И вытрете рот! Кровь выдает вас с лихвой.